Зеленая революция

Вроде бы неразрешимая дилемма, не правда ли? К тому и клонят: как ни снижай нагрузку на окружающую среду, внедряя все более эффективное оборудование, рост потребления сожрет сэкономленные средства. Так что решением служит лишь полная остановка машины роста. Чтобы наконец снизился спрос на энерго- и ресурсоемкую продукцию, должен сократиться и национальный доход. Но у этого неопровержимого аргумента сразу несколько изъянов. Эффект рикошета еще потому так популярен, что его трудно подтвердить цифрами. Взаимозависимость цен и спроса не линейна (экономисты называют это гибкостью цен). Если, например, цены на отопление понижаются, большинство людей все равно не прогревает свои жилые помещения до 25 °C. Понижение цен на экологически чистые энергоносители может привести к их внедрению, что дает положительный эффект. Например, в США газ в настоящее время довольно активно вытесняет уголь, следовательно, понижаются выбросы CO₂. То же самое касается солнечной и ветровой энергии, эффективность которой неуклонно повышается. В итоге в нашем распоряжении целый набор инструментов, чтобы погасить эффект рикошета. Налоги на ресурсы можно распределить так, что они будут компенсировать понижение цен и тем самым противодействовать повышению спроса. Ограничение скорости на улицах города понижает расход бензина вне зависимости от его стоимости. Неуклонно повышающиеся стандарты эффективности автомобилей, электронных приборов или зданий поддерживают высокий инновационный темп. Что касается защиты климата, то здесь повышение выбросов вследствие экономии на эффективности оборудования сдерживают действующие в Евросоюзе ограничения на выбросы CO₂ для ТЭС и промышленных предприятий.

Тому, кто желает полностью исключить эффект рикошета, придется компенсировать каждый сэкономленный на эффективности евро, лишая национальную экономику возможности этот самый евро израсходовать, что приведет к торможению любой экономической динамики. Понижение доходов и сокращение инвестиций тормозят инновации. Революция эффективности, вместо того чтобы ускориться, начнет буксовать. Как раз пример Германии четко демонстрирует, что абсолютный разрыв промышленного производства и природопользования вполне возможен. Это касается в первую очередь важнейших субсистем, таких как почва, воздух, вода, лес, качество которых по сравнению с 1970-ми гг. значительно улучшилось. Но не забудем и о выбросах CO₂. А ведь использование возобновляемых источников энергии только набирает силу, и с точки зрения энергоэффективности санация зданий, средства путей сообщения еще отстают. Крупных инновационных рывков здесь еще не было.

По сравнению с базисным 1990-м выбросы парниковых газов в Германии к концу 2010 г. сократились почти на 25 %, что соответствует 295 млн т. Тем самым Германия превысила свои обязательства по Киотскому протоколу. Это достижение нельзя недооценивать, даже если оно объясняется такой особой мерой, как закрытие множества «грязных» предприятий в бывшей ГДР. Две трети сокращений выбросов CO₂ в ФРГ пришлись на период после 1995 г. В тот же период ВВП вырос на треть; повысился промышленный экспорт. Разрыв взаимозависимости экономического роста и выбросов парниковых газов — это успех активного экологического движения и дальновидной энергетической политики, в которой все большее участие принимала и немецкая промышленность. Показатель 2011 г., когда мы имели наименьший уровень энергопотребления с момента объединения, не свалился с неба. За ним стоит постоянное повышение энергоэффективности в среднем на 1,8 % в год, а также начавшийся переход на возобновляемые источники энергии. Сложение этих факторов и приводит к эффективному понижению выбросов углекислого газа.

В Европейском союзе в 1990–2009 гг. выбросы парниковых газов понизились на 17,3 %, а выбросы CO₂ на душу населения упали с 11,1 до 8,4 т. Отчасти за этими цифрами стоит перенос промышленных предприятий с высоким уровнем выбросов CO₂ в Азию. Это касается прежде всего таких стран, как Великобритания, которые сократили свой производственный сектор, подняв финансовую индустрию. При этом уменьшились и производственные выбросы CO₂ (кроме тех, что были связаны с потреблением). Германия, как известно, пошла другим путем. Если в Англии доля промышленности в ВВП в 2002–2011 гг. уменьшилась с 13,9 до 10,8 % (во Франции цифры еще печальнее), то в Германии она повысилась с 21,5 до 22,6 %. Тем примечательнее разрыв взаимозависимости между выбросами углекислого газа и экономическим ростом. Декарбонизация нашей национальной экономики уже началась. Теперь важно развернуть ее по всем фронтам.