Зеленая терапия. Как прополоть сорняки в голове и взрастить свое счастье

Все преимущества, которые может дать природа нашему здоровью, рассмотренные в предыдущих главах, безусловно, соответствуют результатам этих исследований, но в контексте больницы особенно важно то, что такие базовые эмоции, как надежда и страх, могут существенно повлиять на переживание болезни, а иногда и на ее исход. Наличие садов и цветущих растений является признаком ухоженного места, что срабатывает как своеобразный «эффект плацебо»[338]. Термин «плацебо» означает «доставлять удовольствие» и используется для обозначения контрольных таблеток без явных лечебных свойств для имитации лекарственного средства при испытаниях лекарств, а также для наименования позитивных ожиданий, возникающих в результате чуткого взаимодействия с медицинским персоналом. В то время как реакция на плацебо полностью основана на чувствах и убеждениях, эффект, который оно производит в мозге, абсолютно реален. Это включает в себя высвобождение эндогенных эндорфинов, которые повышают настроение, успокаивают и снимают боль. Считается, что и другие позитивные качества здания оказывают аналогичный эффект, поэтому писатель и архитектор Чарльз Дженкс, основатель благотворительной организации, которая строит «Центры Мэгги по уходу за больными раком» в Великобритании, говорит об «эффекте дизайнерского плацебо»[339]. Центры Мэгги, которыми управляют неравнодушные и приветливые волонтеры, служат в качестве противоядия тому, что Дженкс называет «больничными фабриками». Они спроектированы разными ведущими архитекторами, поэтому эстетика каждого из них отличается друг от друга, но все они максимизируют эффект плацебо за счет использования света, красоты, уюта и садов.

Когда мы болеем, вся искусственность и притворство жизни исчезает. Мы возвращаемся к основам – черно-белой версии мира, – в которой вещи быстро помечаются как хорошие или плохие, безопасные или опасные. То, что кажется безобидным для спокойного ума, может представляться совершенно иначе в условиях стресса. Если мы в тревоге, то при малейшем намеке будем проецировать всякие страшные вещи на окружающую нас среду. Исследование Ульриха о влиянии искусства на больничную среду[340] подтверждает, до какой степени тщательно должны быть подобраны в ней изображения. Он обнаружил, что за пятнадцатилетний период пациенты одной из шведских психиатрических больниц нападали и повреждали только абстрактные картины, но никогда – те, которые изображали природные пейзажи. Еще одно исследование, проведенное среди пациентов, выздоравливавших после операции на сердце[341], показало, что абстрактное искусство оказывает не столь успокаивающее воздействие, как картины природного мира, и, в частности, одно изображение, содержащее прямые линии, оказалось определенно стрессовым, возможно, из-за того, что оно способствует ощущению замкнутости и ограниченности.

Ульрих также приводит пример полуабстрактной инсталляции из больших, угловатых, птицеподобных форм, отлитых из металла[342], которая была заказана для центра лечения рака. Никто, участвовавший в планировании Птичьего сада, как его называли, не заметил ничего потенциально угрожающего в формах скульптур, но вскоре после их установки это стало очевидным. Более 20 % пациентов сообщили о негативной реакции на них: не просто о неприязни к ним – некоторые люди воспринимали их как враждебные и угрожающие. Скульптуры усиливали страх некоторых людей перед раком, и спустя совсем немного времени их пришлось удалить.

* * *

Скульптуры Птичьего сада являются примером того, насколько на наш жизненный опыт влияет процесс воображаемой проекции. В девятнадцатом веке немецкий философ Роберт Фишер дал этому явлению название «Einfühlung»[343]. «Einfühlung» означает «эмпатия», и Фишер придумал это слово, чтобы отразить то, как мы не прокладываем, но «про-чувствуем» свой путь в окружающий нас мир с помощью того, что, по его мнению, было формой «кинестетической», или внутренней, симуляции. Фишер намного опередил свое время. Тогда преобладала модель мозга, согласно которой считалось, что мозг всего лишь пассивно регистрирует то, что мы видим, – так же, как это делает камера. Теперь мы знаем, что это не так. Мозг имитирует действия и движения по мере того, как мы наблюдаем за ними. Этот сложный процесс возникает в результате деятельности специальных клеток, называемых зеркальными нейронами. Эти нейроны находятся в частях коры головного мозга, ответственных за двигательные функции, и, когда мы наблюдаем за движением, они срабатывают так, как если бы мы сами совершали эти движения; все, чего не хватает, – это команды мышцам для их выполнения. Фишер думал об “einfühlung” как о процессе «внутреннего подражания», чем она более или менее и является.