Зеленая ветвь

— Извините, что напугал вас, но я хотел продемонстрировать вам, жительницам города, что отныне вас защищают солдаты свободной Греции, способные победить султана.

И женщины ответили ему словами благодарности. Да, теперь они действительно в безопасности, коль их охраняет такой мощный гарнизон.

— Мадам, мне необходима ваша помощь, — Райкос по-французски обратился к Анне. — Нам нужно поговорить об очень важном деле. Когда и где я смогу побеседовать с вами?

— Сударь, мой дом все еще разрушен. Но если дело срочное, — Анна на минуту задумалась, — то завтра утром я приму вас у себя. Во дворе у меня уцелел флигель.

В голубых глазах Райкоса блеснул радостный свет. Анна с удивлением посмотрела на него, и на ее смуглом лице появился едва заметный румянец.

25 СВИДАНИЕ

Утром следующего дня Райкос нанес визит Анне Фаоти. Их встреча состоялась в флигельке, во дворе разгромленного дома Фаоти. Райкосу пришлось пройти немалое расстояние по тропинке, петляющей между рядами тутовых деревьев. Их здесь было огромное множество. Как верные стражи, обступили они флигелек, скрывая от посторонних глаз его белые стены и ажурную веранду. Ветви, напоминающие узловатые, натруженные руки, легли на красную черепичную крышу флигелька, застилая ее своей тяжелой листвой, словно зеленый шатер.

На застекленной веранде, где хозяйка принимала Райкоса, от колышущейся вокруг листвы кружились зеленоватые отблески. Трепетными бликами падали они на лица, на окружающие предметы, мебель, узоры ковров, картины — и этот укромный уголок казался необычным, неземным, фантастическим миром.

Анна встретила Райкоса в белом легком муслиновом платье, в котором он видел ее вчера. Вместо белой с широкими полями шляпы на голове у нее была повязка из черного крепа, красиво оттеняющая седые волосы. Лента из такого же черного крепа тугим поясом перехватывала ее тонкую талию.

Райкос припал губами к ее смуглым пальцам, как бы выражая свое уважение и благодарность за оказанную услугу по возвращению жителей в родной город. Но Анна решительно выхватила руку.

— Я чувствую к вам… за вашу самоотверженную миссию… столько признательности, — пробормотал, смущенно запинаясь, Райкос. — Да разве только за миссию… Я… я и без всего этого чувствую к вам, Анна… вдруг выпалил он, досадуя на себя за странное волнение, охватившее его.

Он заглянул в ее черные, широко раскрытые глаза. И прочел в них страдание, жалость к себе и страх.

— Не надо… — попросила она, и страдальческая гримаса застыла у нее на лице. — Я всю ночь думала о вашем вчерашнем поступке. Он прекрасен, и в то же время безумен… Эдакое сотворить! Ради кого?.. Ради женщины, у которой оборвана горем жизнь… Разве вы не понимаете этого? Сядьте и давайте договоримся, чтобы впредь никогда больше… — Она вдруг всплеснула обнаженными руками. Видно было, что Анна сильно волнуется. Кивком головы она пригласила Райкоса сесть рядом в плетеное кресло.

— Дело не в том, господин губернатор, что мы мало знаем друг о друге. У меня большое горе. Оно такое бездонное, что навеки поглотило мою жизнь. Между мной и человеком, который полюбит меня, всегда будут стоять тени моих погибших детей, тень моего мужа… Разве смогу я когда-нибудь забыть о них? Разве смогу я делить свою скорбь, свою печаль с другим человеком? Отравлять его радость ядом своего горя? Нет, начинать новую жизнь с другим, даже самым милым мне человеком было бы бесчестным, жестоким поступком.

Она говорила медленно, взвешивая каждое слово, и за этой медлительностью слышалась сдерживаемая страстность. Райкос внимательно слушал ее. Несколько раз пытался возразить ей, но Анна жестом просила не перебивать ее.

Когда она смолкла, он вскочил с кресла, обхватил голову руками и несколько раз прошелся по веранде. Он был подавлен ее словами. Она с грустью молча смотрела на него.

— Вот видите, я уже заставляю вас страдать, а ведь мы едва знакомы, наконец сказала Анна. — Едва знакомы, — повторила она.

— Как вы заблуждаетесь! Разве вам не понятно, что горе обязывает человека быть счастливым хотя бы в память о тех, кто дорог ему! Вы должны испить счастье за ваших сыновей и мужа. Ваша жизнь должна стать светлой памятью о них и местью тем, кто погубил их. Жизнь должна своим счастьем мстить смерти, безжалостно унесшей в могилу дорогих людей.

Анна прервала его:

— Успокойтесь, не надо так волноваться. — И затем уже мягко, как близкому человеку, сказала: — Сядьте в кресло, мой друг…

Райкос, пораженный переменой в ее тоне, — вместо официального «господин губернатор» она назвала его другом, — покорно последовал ее просьбе.

— Вы случайно не поэт? — спросила Анна. — Уж больно красиво вы убеждаете!

— К поэтам я себя не отношу. Хотя и складывал в молодости чувствительные стишки. Вернее, пробовал складывать. Но поэзию очень почитаю…

— Тогда позвольте еще один вопрос — вы верите в бога?

— Я считаю, что бог — это любовь. Когда религия провозглашает любовь, а не жестокость, я верю в нее.

— Вы, значит, православный?

— На моей груди крест…