Зеленая ветвь

Поздним вечером заканчивал губернаторские дела Райкос, и тогда неизменно приходило желание увидеть Анну. Под разными предлогами он отказывал офицерам, местным каджабашам и дельцам, приглашавшим его на ужины. Верный адъютант — начальник охраны Илияс Бальдас — поджидал его с оседланным конем, и Райкос мчался ночными улицами города к темным руинам дома Фаоти. Здесь, сойдя с коня и отдав поводья ординарцу, он спешил к заветному особняку…

Райкос часто спрашивал себя: почему встреча с этой молодой, рано поседевшей женщиной перечеркнула его чувства к соотечественнице?

«Неужели я такой непостоянный, такой влюбчивый? Раньше подобного за мной не замечалось. Более двух лет носил я в своей памяти образ девушки из родного края и никогда не изменял ему. Был ей верен, как Дон-Кихот Дульцинее Тобозской… Значит, это серьезно? И все же чем Анна Фаоти смогла привязать меня к себе!»

Он долго пытался понять, почему эта исстрадавшаяся женщина стала для него ближе всех. Может быть, потому, что Анна была участницей суровой борьбы с поработителями? Ее жизнь, перенесенное горе не шли ни в какое сравнение с биографиями всех доселе знакомых ему женщин. Она была верной помощницей своего мужа, раскрыла Райкосу суть сложного предприятия. Он вспоминал ее слова: «Россия ежегодно покупает у итальянцев на три миллиона рублей шелка. Если вы научитесь делать его сами, то в карманах ваших соотечественников останутся три миллиона рублей!..» Какая петербургская красавица смогла бы так широко мыслить, как Анна? А ее смелость и способность к самопожертвованию! Она готова уйти из жизни, лишь бы не осквернить памяти дорогих ей людей… А эта доброта и душевная щедрость! Разве можно с кем-либо сравнить эту красивую, добрую, мудрую женщину? Все женщины, которых он знал ранее, кажутся бледными тенями перед ней.

Главное, конечно же, ее обаятельность. Он смутно понимал, что именно это заставляет учащенно биться его сердце… Любовь не подлежит анализам и сравнениям. Он любил. Любил эту седую женщину с грустным взглядом, на дне которого таилось страдание… Он любил ее, добрую, не похожую ни на одну из доселе встречавшихся ему женщин…

29 ПРАВО НА ЛЮБОВЬ

Ничто не сможет помешать их любви. Он никогда не допустит, чтобы Анна оставалась одна со своим горем. Он разделит с ней то, что выпало на ее долю и что еще выпадет.

Райкос тихо постучал в стеклянную дверь веранды, затаив дыхание, ждал мучительно растянувшиеся для него секунды, пока не услышал ее тихий голос. По тону почувствовал, что Анна рада ему, что она с нетерпением его ждет. Райкос понял это еще и по тому, как шагнула она к нему навстречу, когда он переступил порог веранды. Больше ничего не было сказано. Голова пошла кругом. Их губы слились. Он обнял ее и понес через темно-зеленый мрак веранды, чувствуя, как она доверчиво все крепче и крепче прижимается к нему.

Глубокой ночью он очнулся и увидел при тусклом светлячке лампады склоненное над собой строгое лицо Анны. И понял, что пробудился от ее взгляда. Видно, когда он, утомленный ее ласками, заснул, она еще долго пристально смотрела на него.

Ему стало не по себе.

— Что ты смотришь, будто расставаться собираешься. Все равно никуда я тебя от себя не отпущу. Никогда. Мы уже не расстанемся…

— А помнишь: ты обещал мне выждать траурный срок… Помнишь?.. мягко и в то же время со строгой настойчивостью ответила Анна.

— Я выполню обещание. Буду ждать. Вот только расстаться даже на день с тобой не смогу…

— Как же тогда ты будешь ждать? Нет, нужно расстаться, милый мой Николас. Не позорь меня и себя.

— Скажи, а ты сможешь расстаться?

Анна склонила голову.

— Все зависит от тебя… Если ты сможешь — смогу…

— Нам нельзя не видеться. Я буду приезжать по делу — восстанавливать твою мастерскую… Так всем и скажу…

Анна грустно покачала головой.

— Людей, Николас, не обманешь… Да и себя тоже…

— Никого я не собираюсь обманывать. Ни людей, ни нас. Но не видеть тебя не могу. Хоть раз в день!

Он привлек ее к себе и стал целовать неистово, жарко, страстно.

— Надо выдержать траурный срок. Обычай наш таков. Среди людей живем, на виду. Надо, Николас…

Анна поднялась с постели. Подошла к иконе и закрыла белым плотным покрывалом лик Христа вместе с мерцающим позолотой окладом.

— Зачем ты закрыла икону? — спросил Райкос.

— Чтобы господь не видел грехи наши.

— Думаешь, если закрыла икону, то бог ничего не видит? Если бог есть, то от него ничем не закроешься. Он все видит… Ну, а ежели бога нет сама понимаешь: закрываться от него нечего… — весело сказал Райкос.

От его слов Анну пробрал страх.

— Ой, Николас, да ты безбожник! Ты сомневаешься, есть ли бог? — не на шутку испугалась она. — Ты сомневаешься?

— Сомневаюсь во всем и давно. Не сомневаюсь лишь в одном — в моей любви к тебе. В этом не сомневаюсь!

Порой на Анну находили сомнения: не соблазняет ли их нечестивый, увлекая на стезю греха? Не лучше ли отречься от этой любви и спасти душу? Но стоило ей взглянуть в голубые, ясные глаза Райкоса, как все сомнения рассеивались. Нет, человек с таким чистым взглядом не может ее обманывать.