Но вскоре Пепо с тревогой заметил, что господин военный губернатор не притрагивается к принесенной пище и вину, доставленная им корреспонденция неразобранной горкой лежит на столе. Даже секретные письма и пакеты, запечатанные сургучом со штампом «весьма срочно», не вскрыты.
Тревога Пепо возросла: он понял, что губернатором овладело безразличие ко всему окружающему, он словно скован какой-то странной грустью, сосредоточен на своих думах, далеких от тех дел, про которые ему докладывал Пепо, — даже не слышит то, о чем он ему говорит.
«Губернатор обижен и страдает. Очень обижен и очень страдает», подумал Пепо. Несмотря на свою молчаливость и скрытность, он все же не смог удержаться, чтобы не поделиться этим с посетителями, которые безнадежно томились у дверей губернатора.
Власти города не на шутку встревожились. С именитыми людьми, знатью и духовенством отношения у Райкоса были прохладными, но даже эта консервативная верхушка понимала, что «русский губернатор» своей деятельностью энергично защищает их жизнь и имущество от посягательства султанских поработителей. Потерять такого губернатора сейчас было бы неосмотрительно. Поэтому весть о том, что Райкос заболел, взволновала всех.
К губернатору потянулись люди различных сословий, желая выразить ему свое сочувствие. Но натолкнулись на плотно затворенные двери. Губернатор всем без исключения отказал в приеме…
— Виноват святой отец, он вывел его из себя своей грубостью…
— Преподобный Христофор обидел губернатора, — сказал шепотом Пепо. И шепот эхом раскатился по всему городу.
— Поп обидел нашего спасителя. Обидел и так огорчил его, что теперь он не ест и не пьет, — сообщали друг другу люди на базаре, в лавках, кабаках. И преподобный отец, пользовавшийся до сих пор популярностью у прихожан, безвозвратно потерял ее.
Наряду с этим слухом по городу гулял и другой — губернатор скорбит о гибели госпожи Анны Фаоти. Ее знали как женщину, испытавшую огромное горе, достойную, уважаемую жену известного шелковода, добрую мать убитых сыновей. Эта достойная женщина способствовала возвращению беженцев в родной город.
И опять все единодушно порицали отца Христофора:
— Он сурово и несправедливо обошелся с достойной женщиной.
— Это он натравил убийц на госпожу Фаоти.
— Нет ничего плохого в том, что Фаоти дружила с губернатором, спасителем нашего города.
Эти слухи взволновали город, поставили гражданские и военные власти в сложное положение. Война с султанской империей еще продолжалась. Крепость, порт и приморский город в любой момент могли стать полем битвы. Сейчас, как никогда, требовался опытный и энергичный военачальник.
Военные и гражданские власти устроили совещание и решили совместно нанести визит губернатору, чтобы узнать о его самочувствии, здоровье и, если необходимо, оказать ему помощь либо принять другие необходимые меры…
Но их визит опередил другой человек, который больнее всех в городе воспринял известие о затворничестве Райкоса. Он считал себя ответственным за гибель Анны Фаоти и за все, что связано с этой трагедией. Этим человеком был начальник охраны губернатора Илияс Бальдас.
33
ИЛИЯС БАЛЬДАС
Когда Бальдас нажимал спусковой крючок пистолета, нацеленного в Анну Фаоти, он искренне считал, что совершает нужное и доброе дело. У него на этот счет не существовало никаких сомнений! Доброе и нужное дело. Нельзя допустить, чтобы губернатора запятнал позор! Недаром ему, Илиясу Бальдасу, доверили оберегать жизнь и честь губернатора! Значит, необходимо решительно устранить причину, которая могла очернить его. Как говорится, вырвать корень зла. И он вырвал! Хотя отлично понимал, что рискует не только карьерой (которой он, кстати, очень дорожил), но и собственной жизнью. Кто знает, как посмотрит на гибель Анны Фаоти высшее начальство? Взгляды высшего начальства, как и пути господни, — неисповедимы! Начальство может решить, что он поступил правильно, а может его и строго наказать — наградить виселицей. Бальдас знал, что Анна Фаоти была очень дорога губернатору, он от нее просто без ума и, наверное, никогда не простит ему ее гибели. Ну и что ж! Бальдас готов жизнью расплатиться за свой поступок. Он не трус. Он всегда честно выполнял свой солдатский долг…