Зеленая ветвь

— Знайте, капитан, что, если вы останетесь… вашей жизни будет угрожать опасность. Я ведь тоже человек и в один прекрасный день могу сойти с ума, а тогда… Вы понимаете, о чем идет речь?

— Вы разрядите в меня свой пистолет! — ответил Бальдас. — И поделом раз заслужил. Я согласен на риск, господин губернатор. Мне даже приятней было бы погибнуть от вашей руки, нежели от пули кого-то другого. Если вы убьете меня, вам ничего не будет. Я… я не смогу без вас, губернатор…

— Хватит об этом, — поморщился Райкос. — Не вводите меня в грех… Мне нелегко сдерживать себя, я не могу спокойно смотреть на вас. Повторяю — не вводите меня в грех… Нам надо расстаться, и немедленно.

Райкос сказал так, что Бальдас понял — это окончательное решение.

— Кому же, позвольте узнать, вы прикажете сдать дела и конвойную роту? — спросил начальник охраны.

— Пепо.

— Этому молокососу… Да разве он справится?

Райкос знал, что Бальдас не питал симпатии к Пепо.

— Справится… Мы все когда-то были такими. Тем более, если вы его добросовестно подучите.

— Я, конечно, это сделаю. Но он еще зелен, как орех в апреле, горько усмехнулся Бальдас.

— А вам у меня будет особое задание. Вы возглавите охрану и соответствующее попечение над командиром особого отряда капитаном Хурделицыным. Его отряд действует в районе Аргоса, как вам известно. Сдадите дела Пепо и отправитесь туда. Я согласую с президентом ваше назначение… Действуйте.

Бальдас был дисциплинированным офицером. Он вытянулся, откозырял, стуча коваными ботинками, зашагал к двери.

В душе Райкоса боролись два побуждения: чувство давней дружбы, привязанности к человеку, спасшему ему жизнь, и мстительная ненависть к нему. Странно все-таки устроена человеческая натура. Несмотря ни на что, стук ботинок шагавшего к выходу Бальдаса отдавался болезненным эхом в груди Райкоса. Когда тот взялся за ручку двери, он не выдержал, поднялся и крикнул:

— Стойте, Бальдас!

Начальник охраны обернулся. Радость блеснула у него в глазах. Но Райкос сдержал свой порыв.

— Когда увидите капитана Хурделицына, передайте ему мой поклон, а также Елене Ксантус… Скажите, что я приеду к ним… Доброго вам пути, Бальдас. Прощайте!

— Прощайте, губернатор…

Не раз потом Райкос мысленно упрекал себя за этот порыв. За то, что пожелал доброго пути убийце… «Как я мог сделать это? Ничтожный, слабый человек», — корил он себя. Но слово — не воробей, вылетело — не воротишь.

Когда закрылась за Бальдасом дверь, Райкос почувствовал, что встреча с ним как бы встряхнула его, освободила от депрессии, в которой он находился после смерти Анны. Вспомнилось, как еще совсем недавно он убеждал ее не поддаваться тоске. А сам, как только придавило горе, не находит сил его преодолеть — раскис… Он оглядел кабинет: гора неразобранных писем и пакетов на столе, несъеденный вчерашний обед, разбросанная на диване постель — и, выругав себя, подошел к зеркалу. Глянул на свое отражение — похудевшее, заросшее рыжеватой щетиной лицо, всклокоченные волосы. Он вызвал ординарца, приказал привести цирюльника, приготовить ванну и навести порядок в кабинете.

Через час выбритый, постриженный, освеженный Райкос пригласил в прибранный кабинет Пепо и взялся с ним разбирать гору корреспонденции, выросшую за эти дни на его столе. За этим занятием и застала его депутация военных и гражданских чинов города.

Члены депутации обрадовались, воочью убедившись, что губернатор в добром здравии исполняет свои служебные обязанности, — значит, слухи о его болезни не соответствуют фактам. Незаметно для Райкоса они переглянулись между собой, пожелали губернатору здоровья и благоденствия, успехов в его деятельности на благо Греции и города, вежливо откланялись и чинно удалились.

Вечером, оседлав лошадь, Райкос в сопровождении Пепо и ординарцев поехал на могилу Анны.

Кладбище находилось за городом, на склоне холма, поросшего чахлым колючим кустарником. В глубокой древности на этом месте стоял некрополь город мертвых; среди покрытых зеленовато-черным лишайником каменных крестов кое-где еще проглядывали беломраморные обломки античных надгробий. С помощью кладбищенского монаха-калугера Райкос отыскал небольшой холмик сухой красноватой глины, придавленный свежевырубленным из крохкого известняка крестом.

По уверению калугера, это и была могила Анны Фаоти, гречанки с итальянской фамилией. Ее похоронили рядом с мужем и сыновьями.

Райкос опустился на колени, поцеловал шершавый край креста, и странная слабость охватила его. Он настолько обессилел, что так и простоял на коленях все время, пока калугер, дымя кадилом, читал нараспев заупокойные псалмы.

Слушая завывание калугера, Райкос закрывал глаза, и перед ним возникал образ Анны. Такой, какую он видел живой в их последнее свидание, — молодую женщину, настолько стройную и гибкую, что ее можно было бы принять за юную девушку, если бы не белые, совсем седые волосы.

Когда заупокойная месса закончилась, он вскочил на коня и, уже сидя в седле, бросил прощальный взгляд на безмолвный холмик.

Он тронул шпорами коня и поскакал навстречу новым заботам и битвам.