Зеленая ветвь

— Позвольте мне, Пепо, поблагодарить вас за хорошую службу.

— Стараюсь, господин губернатор, — краснея от похвалы, смущенно ответил молодой офицер. И, справившись со смущением, вдруг признался: Кое-что в той истории мне все-таки непонятно.

— Что именно?

— Первое: кто мог проинформировать этого злоумышленника, по какой дороге вы возвращаетесь с объезда сторожевых постов? Такие сведения мог дать человек, знающий гарнизонный режим. И второе: кто возьмет на себя кровь убитого?

— Я вас не понимаю.

— О, господин губернатор, вы не знаете наших обычаев! На Пелопоннесе существует кровная месть. У убитого много родственников, и они должны отомстить за него. Я не хотел бы, чтобы вы стали объектом их мести. Ведь не вы, а я застрелил этого негодяя! К тому же у меня нет родных. Я один на свете, и жалеть меня будет некому. Поэтому позвольте мне взять на себя его кровь…

— Полно, Пепо… Вы же стреляли в этого негоцианта, защищая меня. У меня, как и у вас, тоже нет родных, и горевать некому. Я не трус. Давайте же все опасности делить пополам. — И Райкос, нарушая субординацию, крепко обнял за плечи начальника охраны.

Он ощутил огромную радость, что неожиданно для себя открыл в этом юном офицере мужественного друга.

2 УСЕРДИЕ ПЕПО

Покушение на Райкоса насторожило Пепо. Поразмыслив на досуге, молодой офицер пришел к выводу, что сложившаяся в городе обстановка требует усилить охрану губернатора. И Пепо установил возле резиденции постоянные посты часовых, а в канцелярии ввел дежурство сержантов конвойной роты. Пепо ревностно исполнял свою службу. Чтобы уберечь губернатора от новых покушений, он вменил себе в обязанность присутствовать на всех аудиенциях и приемах. Даже если посетители хотели беседовать с губернатором наедине, Пепо под разными предлогами оставался в кабинете. Он садился в кресло за спиной посетителя и следил за его каждым движением.

Такая опека сначала смешила губернатора, затем стала его тяготить. Под недремлющим оком Пепо Райкос испытывал какую-то внутреннюю скованность, порой мешающую ему наладить с посетителем душевный разговор. Он заметил: такая же скованность охватывала и посетителей в присутствии начальника охраны. Люди замыкались, и задушевной беседы с ними не получалось. Как-то Райкос откровенно сказал Пепо:

— Вы, любезный, видите в каждом, кто приходит ко мне, злоумышленника, готового совершить покушение…

— Не в каждом, но… — возразил Пепо.

— Нет! В большинстве это добронамеренные люди, которых приводят ко мне неотложные дела и заботы, — перебил его Райкос. — А ваша чрезмерная бдительность обижает их. К тому же они могут подумать, что я жалкий трус. Поэтому прошу вас немедленно снять охрану. И сами тоже не торчите во время приема посетителей у меня в кабинете с пистолетом в кармане. Очень прошу вас.

Пепо спокойно выслушал Райкоса. Как всегда, вытянулся в струнку, щелкнув каблуками, но вместо обычного: «Слушаюсь!» — вдруг отчеканил:

— Я не могу выполнить этого приказа, господин губернатор!

Райкос был ошеломлен.

— Как? — возмущенно воскликнул он. — Что это, бунт? Вы, как человек военный, обязаны выполнять приказания вышестоящего начальства. Черт побери, вас надо судить… Да! Да! Судить!

Но Пепо не дрогнул от угрозы.

— Да, господин губернатор, это бунт, — согласился он.

Райкос взглянул на него. Пепо по-прежнему стоял перед ним, вытянувшись. В его маленьких, похожих на черные ягодки глазах светилась решительность. Об этом же свидетельствовали и упрямо сжатые губы.

Райкоса восхищала такая твердость характера начальника охраны. Такого исполнительного офицера не найти днем с огнем! Но уж больно он усерден!

— Вы отталкиваете от меня людей… И, пожалуйста, не считайте, что я такая уж важная персона, которую пытаются устранить наши враги. У них есть и поважнее заботы…

— Негоциант, стрелявший в вас, однако, не пожалел пороха, — возразил Пепо.

— Это исключительный случай. Нельзя из-за одного подлеца подозревать всех ваших соотечественников… Самого президента не охраняют так, как вы… Даже там, в столице.

— Это их дело… А здесь за вас отвечаю я, господин губернатор. Пепо нахмурился. — Все каджабаши, беи и фанариоты кипят злобой. Они готовы поднять оружие не только на вас — на отца родного… Я вижу все это, и потому не мешайте мне…

Вспыльчивого губернатора почему-то не рассердило такое строптивое упрямство. Наоборот, оно его восхищало.

— Бог с вами. Вы, я вижу, упрямей тысячи стамбульских ослов. Что с вами поделаешь?! — сдался Райкос. — Только, пожалуйста, в моем присутствии ведите себя сдержанней… Когда я принимаю посетителей, не входите в кабинет с расстегнутой кобурой пистолета.

Райкос улыбнулся. Пепо был настолько прямолинеен, что не имел склонности к дипломатическим заверениям. Он уважал Райкоса и считал невозможным ослабить охрану.

Райкос не смог удержаться от давно интересовавшего его вопроса и спросил:

— Скажите, а почему вы всегда так резко отзываетесь о каджабашах? Видимо, они причинили вам много зла?

— Я их ненавижу, потому что несколько лет находился у них в кабале. Ненавижу так же, как османов!