Читаем Зеленая ветвь полностью

— Да, да, послал его к Папаник-огло заложить часы, чтобы достать денег на лекарства для больного сына кузнеца. Вы же знаете, Пепо, что наша молодая республика находится в крайне тяжелом положении. Знаете это так же хорошо, как и я, — даже нашим военным государство месяцами не выплачивает жалования. Я тоже беден, не располагаю средствами, а нужно было срочно помочь умирающему. Эти часы дороги мне, как память о моем друге, благородном человеке, которого тиран-царь сослал на каторгу. Но неужели жизнь человека дешевле часов, даже памятных?

— Вы правы, господин губернатор. Но случилось неслыханное — самый скупой, самый жадный на архипелаге человек ростовщик Папаник-огло, узнав от ординарца, что часы прислал заложить сам губернатор, «русский губернатор», как зовут вас, чтобы на эти деньги купить лекарства для грека, дал требуемую сумму без залога, без расписки и велел ординарцу вернуть вам часы. Это удивительно! Никогда еще в жизни Папаник-огло не дал никому и ломаного гроша. Это самый жадный паук на свете!

— Не судите опрометчиво о людях. В каждом человеке есть плохое и хорошее. Поверьте мне, — серьезно сказал Райкос.

— О, значит, вы не знаете злых, коварных людей! Вы слишком добры и доверчивы, если думаете, что в таком пауке в образе человека, как Папаник-огло, может быть что-то хорошее. У него душа черна, как сажа.

— И все же не судите так!

— Вы в этом убедитесь сами, господин губернатор. Папаник-огло явился к вам. Он сидит в вашей приемной, ожидая встречи.

— Вот и отлично… Мне интересно поговорить с ним.

Райкос расстегнул мундир и вынул из кармана жилета часы, снял с цепочки и положил перед собой на стол. Затем сказал Пепо:

— Что же вы ждете? Приглашайте первым господина Папаник-огло.

5

БАНКИР

Шаркая неуклюжими башмаками, в кабинет вошел дородный приземистый старик. Он степенно погладил седую окладистую бороду, скользнул тяжелым взглядом по столу, на котором лежала чугунная луковица часов, и церемонно представился: Афанасиос Папаник-огло, банкир-откупщик.

Райкос пригласил его сесть и спросил, по какому делу он пожаловал.

Банкир, не торопясь, долго мостил свое грузное тело в кресло. Наконец после затянувшейся паузы медленно произнес вкрадчивым скрипучим голосом:

— Я, господин губернатор, как вы верно заметили, если захожу, то непременно по делу… Только по делу… Я человек деловой… И к вам тоже по делу. Хотя в настоящее время у меня с вами еще никакого дела не имеется, но, по моему рассуждению, обязательно будет. А зашел я поблагодарить вас. Да, поблагодарить за то, что вы обратились за кредитом именно ко мне, человеку, располагающему денежными средствами. И правильно сделали, что обратились ко мне, а не к кому иному… Напрасно только отправляли в залог эти часы, — он ткнул пальцем в чугунную оправу. — Я вам всегда готов без залога… Раз так надо… значит, надо. А за то, что обратились именно ко мне, позвольте поблагодарить вас…

Он умолк, и его морщинистое лицо пришло в движение, изображая приветливую улыбку.

— Да за что же вы благодарите? Это я вам должен принести свою благодарность, — сказал, покраснев, Райкос.

Папаник-огло продолжал молча улыбаться, словно любуясь эффектом, который произвели его слова на губернатора и на остальных присутствующих начальника охраны и секретаря-монаха.

Насладившись произведенным впечатлением, банкир продолжал свою речь:

— Я, господин губернатор, всегда готов поддержать вас денежными средствами, но отнюдь не из доброты. Что скрывать? Про меня говорят, что я жестокий человек. В деле моем нельзя быть иным. Господь-бог разумеет это и, наверное, простит мне на этом свете грехи мои… Но для вас, господин губернатор, мой кошель всегда открыт. Потому что вы — власть, наша защита от османов-поработителей. Под их пятой сынам Эллады трудно жилось, а еще труднее богатому греку. Богатый грек всегда был жертвой пашей и беев, мне под их властью постоянно приходилось дрожать, охраняя свое имущество. Мне нужна такая власть, которая могла бы надежно защитить меня и мое достояние, и я готов отдавать часть своих доходов на поддержание такой власти…

— Значит, в трудную минуту я смогу, как представитель государства, рассчитывать на вашу финансовую помощь? — перебил его Райкос.

— Да, конечно, — насупился банкир. Видимо, этот вопрос ему не очень понравился, но он сделал над собой усилие и снова сморщил лицо в улыбке. Конечно… в разумных пределах… Но и вы тоже должны пойти мне навстречу. Ведь я не филантроп. Далеко не филантроп. Я деловой человек.

— В чем же вы желаете, чтобы я пошел вам навстречу? — с раздражением спросил Райкос, которому уже надоели торгашеские речи Папаник-огло.

— Позвольте вам напомнить, господин губернатор, еще об одном обстоятельстве. Я не только банкир, но и откупщик.

— И что же из этого следует? — не понимал губернатор, куда клонит гость.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза