Читаем Зеленая ветвь полностью

Его шутку солдаты приняли мрачно, но основная часть клефтов, особенно из числа пелопоннесских рыбаков, посчитала ее как бы приказом к действию. Немедленно раздобыли у крестьян кожи, веревки, проволоку. Из пряжи сплели сети, из проволоки наделали крючков.

Жители острова были отличными садоводами и винодельцами — море, окружающее их, как ни странно, было им чуждо и рыболовство тоже. У них не было не только снастей, но и лодок. Все же клефты нашли несколько старых, полусгнивших челноков и даже старый четырехвесельный баркас. Этими посудинами давно уже никто не пользовался…

— Как же вы живете у моря и моря не видите? — спросил Иванко старика-крестьянина, владельца баркаса.

— Да, не видим мы его, — подтвердил старик. — И зачем нам море? У нас дел хватает и без него, на земле, в садах и в полях. Зачем нам еще это море?

— Ну, а плоды и фрукты вы же продаете кому-нибудь? Вывозите с вашего острова?

— Конечно, продаем… И не только оливки, и не только камедь, лимоны и финики. И вино продаем, и маслину. Такого вина — тонкого да приятного нигде в мире нет. Наш остров им повсюду славится. Повсюду… и в Италии, и во Франции знают наше вино, поэтому ехать нам никуда и не надобно. Сами купцы к нам едут. Сами…

— Понимаю… Поэтому вы тут сидели и ждали, когда к вам приедут.

— Да, — обнажил в улыбке желтые зубы старик.

— Ну, а теперь почему к вам купцы не едут?

— Теперь плохо. Как осман пришел сюда, так купцы стали побаиваться здесь появляться. Плохие времена пришли, — старик перекрестился, печально вздохнул.

— Ну, теперь уже османов нет… Так что, хозяин, дела у вас скоро поправятся.

— Где там поправятся, — угрюмо насупил брови старик.

— Теперь же нет османов.

— Так они снова придут. Вы уйдете, а они придут. Уже бывало такое. Как только вы уйдете, они сразу нагрянут, а нам отдуваться…

— Да мы теперь отсюда не уйдем. И османам уже не до того. Им себя защищать надобно… бежать… Русские идут…

— Слыхал… Так это правда? Значит, Россия за них взялась.

— Да, хозяин, взялась.

— Ну, если Россия, так, может быть, и в самом деле, они уже не придут.

— Точно говорю, хозяин. Да и мы-то зачем?

— Это другое дело, если Россия, — повторил, словно рассуждая сам с собой, хозяин.

— Ну так вот, разрешите нам этот баркас починить, чтобы рыбу в море ловить. А то ведь у вас с мясом плохо.

— Не плохо, а нет его совсем. Османы скотину даже для развода не оставили. Не только овец и коров — кур, гусей и свиней перерезали.

— А свиней же зачем? Ведь коран запрещает мусульманам свиное мясо есть?

— Запрещает, и они мясо не ели, но перебили всех. Где только ихний солдат увидит свинью, хотя бы поросенка малого, выругается, плюнет и убьет. Всех свиней и собак перевели. Теперь у нас и собачьего лая не услышите.

— А собак почему?

— Нечестивые твари, говорят. Проклятые аллахом… — Вот как!

— Да, это плохо, дед, — искренно посочувствовал Иванко. — Плохо.

— Чего уж хуже.

— Так баркас моим солдатам можно взять? На время, конечно.

— Берите, капитан, хоть и насовсем.

— Зачем же насовсем? Он вам еще, может, пригодится.

— Какое там пригодится, — снова погрустнел старик. — Какое там пригодится… Я уже стар на нем в море ходить, а детей моих и внуков всех… — Словно не в силах выговорить страшное слово, он провел сухонькой ладонью по горлу. — Так что насовсем берите баркас. Насовсем…

Клефты заменили в челнах и баркасе прогнившие доски, залатали пробоины, проконопатили и, спустив отремонтированные посудины на воду, стали выходить на них из бухточки к скалам, где можно было промышлять рыбу. И вскоре не только воины отряда, но и жители островка стали рыбаками.

Ловом увлекались все в отряде. Пришлось установить очередность выходов на промысел, так много появилось желающих. Конечно, рыбари-профессионалы имели привилегии. Они промышляли вне очередности, потому что в искусстве обильного улова с ними никто не мог соперничать.

Иванко и Елена тоже выходили в море чаще других, пользуясь правом своего начальственного старшинства. Они пристрастились к рыболовству. Иванко пригодились его матросские навыки, а Елене нравилось морское приволье — в ней, видно, заговорила кровь предков.

Однажды, когда они уже завершали улов в открытом море, внезапно из-за рифов мыса вынырнули мачты идущей под всеми парусами шхуны. Судно как-то необычно очень глубоко сидело в воде, его борта едва не заливали волны.

— И рангоут такой же пышный, как у «Санта Клары», — сказал Иванко.

— Что вы, капитан! «Санта Клара» никогда не сидит так глубоко. У нее не такой тяжелый ход. Так медленно движутся обычно султанские корабли. Это османский корабль. Смотрите — на судне заметили нас. Видно, хотят потопить наш баркас, — сказал с тревогой Арикос Мавридиус, славившийся остротой зрения и наблюдательностью.

— Надо спасаться, скорее грести к берегу, — поддержал его Ивас Голотис.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза