Зеленое безумие Земли

Вопреки ожиданию, ничего не произошло. Время шло и, кроме приглушенного шума приборов, который теперь уже не обладал прежней слитностью, все было как раньше, за исключением того, что Бурри теперь знал, вернее успел сосчитать, что шум издают четыреста восемнадцать счетчиков, преобразователей, синхронизаторов, кольцевых каскадных сцинтилляторов и электронных синапсоидов. Это было странное, непривычное ощущение, которое воспринималось как должное. Чем-то все это напоминало множество доступных, на расстоянии вытянутой руки, дверей. Стоило дотронуться до любой из них, как оттуда (Бурри это знал) вырвется поток сведений о любом из этих приборов — принцип устройства, назначение, характеристики материалов, из которых они сделаны. Из интереса Бурри приоткрыл одну из этих дверей и через мгновение уже знал все о синапсоиде, он его разобрал, собрал, сломал, отремонтировал и даже рассчитал новую, более совершенную схему аналогичного прибора. Это было чем-то мимолетным, попутным, так как Бурри ни на секунду не забывал, что у него сейчас другая задача.

Он открыл глаза и поднялся. Чувство уверенности не проходило. Сейчас он знал необходимое усилие и величину каждого движения своего странно послушного тела. Бурри мог вытащить свой карманный диктофон, швырнуть его, не глядя, за спину и наверняка сказать, куда он попадет, в каком положении упадет на пол и какие при этом получит повреждения.

— Итак, приступим, — сказал себе Бурри, опускаясь в кресло и закрывая глаза.

Вся необъятная мощь Великого Мозга по приказу Бурри приступила к исследованию Будущего...

Комиссия собралась в большой овально вытянутой комнате с прозрачным куполом вместо потолка и стен. Вокруг длинного стола сидели сосредоточенные члены Комиссии. Вместе с Бурри их было сто один человек, специалистов в самых различных областях человеческой деятельности. В основном это были люди среднего и преклонного возраста, но выглядели они все очень молодо. Даже Бурри, с его двадцатью четырьмя годами, бывший бесспорно намного моложе самого молодого из них, разительно среди них не выделялся.

Несколько минут, в течение которых Бурри, выложив, как и все, на стол перед собой плоскую белую коробочку диктофона, осторожно изучал остальных членов Комиссии, стояла выжидательная тишина.

Потом в конце стола встал невысокий темноволосый мужчина — академик Ранкама.

— Первый этап нашей работы, — сказал он, отодвинул кресло и, неторопясь, пошел вокруг стола, — в общем закончен. Следующий этап — обдумывание. Это значит, что в течение месяца — полагаю, нам хватит? — каждый из нас должен сделать соответствующие выводы. Каждый из нас облечен правом доступа к Великому Мозгу и ко всему, что с ним связано, в любое время; мы вправе потребовать постановки любого разумного эксперимента с Великим Мозгом; мы можем и обязаны ознакомить с материалами возможно более широкий круг людей, узнать их мнение и донести до сведения Комиссии любое оригинальное мнение, представляющее интерес. Замечу, что основным мотивом в нашей работе должен являться скепсис, изыскивание контрдоводов, так как само существование Великого Мозга уже является более чем достаточным аргументом в его пользу.

— Какой уж тут скепсис! — вполголоса заметил сидевший напротив Бурри сухощавый брюнет. — Я вчера с помощью Мозга за двадцать минут разрешил, правда, в общем виде, теорию неоднородно-вихревых полей вблизи кратных звездных систем. Это два года работы всей нашей группы!

Ранкама осторожно улыбнулся.

— Еще раз повторяю: достоинства Великого Мозга очевидны, но Комиссии создана не для того, чтобы петь ему дифирамбы, а чтобы выявить его слабые, если хотите, отрицательные стороны. В любом явлении, как мы знаем, заложены противоположные качества, мы же пока видим в Мозге одно положительное, а это значит — не все.

— Вы сказали, мы можем требовать проведения любого разумного эксперимента? — раздался брюзгливый голос в конце стола. Спрашивал полный лысый человек, все время сохранявший на лице равнодушно-недовольное выражение, словно его притащили сюда против воли, оторвав от крайне важного дела.

Ранкама оживился, кивнул и с нескрываемым интересом посмотрел на лысого. Тот внушительно помолчал, что-то обдумывая, потом сложил на животе руки и посмотрел в потолок.

— В материалах Дамонта я этого не нашел... Но что, если... м-м... ввести в это... как его... поле Мозга... животное? Что по этому поводу думают уважаемые члены Комиссии? — он остро, лукаво посмотрел на Ранкаму и окинул коротким взглядом сидящих за столом. Оказалось, что лысый не такой уж равнодушный флегматик и брюзга, глаза его обнаруживали пронзительный ум. За столом стало тихо. Казалось, от неожиданности замерли не только уважаемые члены Комиссии, но и их белые диктофоны.

Ранкама поднял брови.

— Теоретически работу Мозга инициирует человеческая мысль. Но это теоретически.