И я опять рассказывал, а она внимательно слушала. Прошло еще несколько дней, и вот встретился я как-то с Таней, и она, едва поздоровавшись, сразу же начала:
– Ты знаешь, Виталька мне все объяснил. Ты не думай, он вовсе не такой.
– Я и не думаю, – сказал я машинально. – Только ты о чем?
– Понимаешь, он не смотреть туда приходил, как вы будете бить камнями эту машину. Ты не думай, – повторила она. – Виталька хотел замести ваши следы, в случае чего. Он так и сказал – замести следы.
– Какие следы?
Таня досадливо поморщилась:
– Ну как же ты не понимаешь! Вот вы бы натворили дел, кругом суматоха – что да кто? А Виталька тут как тут. Он бы сказал: «Я все видел. Это один парень сделал. Он вон туда побежал». Ну и, конечно, придумал бы там всякие приметы и сторону неправильно указал бы. Вот видишь.
Таня просто светилась от радости, а я никак не мог понять, чего тут радоваться. Ну что было, то было, зачем же без конца вспоминать все это?
– Слушай, – сказал я, – сегодня отличный матч. Айда на стадион.
– Нет, – проговорила Таня, – мы с Виталькой сейчас в кино идем.
– А-а-а… – протянул я. – Что смотреть будете?
– Не знаю. Виталька билеты доставал.
– А-а-а… – И мне стало совсем грустно.
– Ты что? – спросила Таня и, помолчав, предложила: – Хочешь, идем с нами. Может, еще есть билеты.
– Да нет уж. Идите. А я на стадион. Пока. Я зашел за Диманом, и с ним мы отправились на стадион.
За матчем я почти не следил. Диман то и дело подскакивал на месте и толкал меня в бок.
– Во дает! – кричал он. – Ух, ты! Казалось бы, уж на что я люблю футбол, но теперь я равнодушно смотрел и на игроков, и на мяч, словно сквозь какой-то смутный сон. Я думал о Тане, и о себе, и о Витальке, конечно, тоже.
Порой я слышал, как по трибунам волной прокатывался рокот и затихал. Только меня он не захватывал, как обычно. Я будто бы окаменел, и эта волна ничего не могла со мной поделать.
Лишь когда на трибунах стало вдруг тихо-тихо и Диман, толкнув меня, прошептал: «Пенальти», – я как бы проснулся.
Футболист сделал короткий разбег… Удар!..
Это был пушечный удар. Вратарь прыгнул, но куда там! Мяч влетел в самую «девятку». И, как от выстрела, страшный грохот разорвал тишину – это в единый миг закричали, засвистели и захлопали тысячи болельщиков.
Теперь уже эта мощная и шумная волна подхватила и меня, и я тоже вскочил и закричал в один голос со всеми.
– Какой счет? – спросил я у Димана, когда рев на трибунах утих.
– Ты что, больной? – изумился Диман. Тут я и сам понял, как нелепо прозвучал мой вопрос: ведь сидел-то я здесь с самого начала игры – и вдруг ляпнуть такое.
– Ну ты даешь! – сказал Диман и потрогал мой лоб.
Матч продолжался, а я через несколько минут после пенальти опять стал чувствовать, как наползает на меня тот смутный сон, и вновь смотрю я на игру, а ничего не вижу.
После футбола мы пошли домой.
Во дворе возле своего подъезда Костик рисовал на асфальте ужасную рожу с трубкой во рту и пел:
– Идем ко мне пообедаем, – предложил вдруг Диман.
Я пожал плечами:
– Идем.
Пообедав, мы включили телевизор и стали смотреть передачу «Для дома, для семьи». Толстая тетка объясняла, как готовить слоеное тесто.
Я глядел на экран, а в голове моей вертелось:
Диман переключил программу, но и здесь было не интереснее: шел урок английского языка, преподаватель усиленно двигал губами и что-то писал на доске, но мне казалось, что он напевает:
– Диман, – сказал я, – выключай свой телек, надоело.
Диман щелкнул выключателем. А песенка все звучала.
– Диман, – сказал я, – ты не знаешь, что это за песня?
– Какая?
– «А нам все равно».
– Привет! – подскочил Диман. – Это же из «Бриллиантовой руки». Не видел?
– Нет.
– Темнота, – обозвал меня Диман.
– Хорошая картина?
– Полный блеск.
– Про что?
– Долго рассказывать. Но песенка!.. Никулин поет. А еще там драка – со стула свалишься.
Я поднялся.
– Куда ты?
– Смотреть «Бриллиантовую руку».
– А, ну давай, – сказал Диман. – Толковая картина.
Я пошел не в кино, а домой. Почему-то не могу я долго быть с Диманом. С ним я могу погонять в футбол, ну у телека посидеть немного – и все. Где же мне найти настоящего друга? Где?
Дома я взялся дочитывать «Кон-Тики».
Но тут вошла мама и сказала, что ко мне заходили Виталька и Таня.
– Зачем? – спросил я.
– Но знаю, мне они не доложили.
– Ты бы спросила.
Мама пожала плечами:
– То ты говорить, зачем я вмешиваюсь в твои дела, а теперь я виновата, что не расспросила. – И она вышла.
«Зачем же я им понадобился? – размышлял я. – Вместе заходили. И Таня, и Виталька. Лучше б одна Таня».
И вспомнились мне стена, и окно, и силуэт в расплывчатом, зеленоватом свете.
Стучат но рельсам колеса. Покачивается вагон. За окном мелькают в темноте огни: иногда одинокие, случайные, а иногда их много, целые россыпи – это поселки и города убегают куда-то назад.
И все это не в кино, не на экране, а на самом деле.