Зелёное пальто

Пришлось мне снимать губернаторский портрет и чистить его.

А чтобы ниша не пустовала, я на освободившееся место повесил портрет Королевы Англии.

Она недавно посетила наш город в рамках обмена опытом построения капитализма в одной отдельно взятой коммунистической стране.

К ее приезду весь город и кремлевские стены обвешали ее монаршими портретами. Вот один из них и затерялся у меня в башне.

Мы, в то время еще не уволенные депутаты, были приглашены в ресторан «Колизей» на торжественный прием в честь ее приезда.

Королева находилась в прекрасном настроении, которое ей обеспечил наш губернатор, организовав экскурсию по крупнейшему оборонному заводу страны.

До перестройки там производили атомные подводные лодки.

Эти гигантские субмарины во время холодной войны наводили панический ужас своими водородными бомбами на их английское Величество.

Теперь на том заводе резали на куски эти атомные подводные крейсеры, а из их титановых корпусов лепили питьевые бачки на полтора ведра для сельских поликлиник. С краниками и кружками на цепочках.

Королева, как увидела, что делается, обрадовалась:

– Гуд, вэри гуд.

И от радости даже водички попила из только что сделанного бачка. Ей этот титановый бачок вместе с кружкой и цепочкой наш щедрый губернатор и подарил.

Отчего настроение Королевы стало еще лучше.

Так вот, стали мои ребята после чистки опять губернаторский портрет в нише крепить, штукатурка возьми и обвались, а под ней «Лик» обнажился.

Я и раньше слышал, что на этом месте до революции икона была. Но думал, что ее с корнем выдрали большевики, когда вешали портрет первого революционного вождя – товарища Троцкого.

Но нет.

Оказывается икону просто замазали штукатуркой.

Я доложил об этом в секретариат Губернатора. Там в начале ничего не поняли: причем здесь губернаторский портрет и святой лик.

Но напуганный владелец супермаркета, он же по совместительству и советник Губернатора, понял, где путь к его спасению. Он тут же собрал журналистов и заявил, что тухлые яйца из его магазина – это промысел Божий, дабы явить через них благословенность и святость нашего господина Губернатора.

Пригласил святых отцов.

Они приехали.

Икорки поели, кагорчику попили и, не желая портить отношения и с властью, и с патриархатом, сказали: «Дело это ваше мирское, сами и разбирайтесь».

На этом и уехали.

Тогда ударник капитализма вспомнил моего папу, как он икал в подвале с вьетнамцами, и лично приволок его к Кремлю, под «образ», объявив, что сей провидец своим иканием пророчит будущее.

Папу с клизмой во рту поставили перед портретом губернатора, и он, одуревший от залитого в клизму спирта, так неистово заикал, что со стороны казалось, что и вправду о чем-то проповедует.

Как известно, все проповедники мира во все времена вещали что-то непонятное и абстрактное. Зато их ученики смело и доходчиво разъясняли народу суть исторических предсказаний оракулов.

Вот и ударник капиталистического труда стал таким же понятливым переводчиком иканий моего папы. И от его имени предсказывал нижнеокскому народу скорое пришествие капитализма при нынешнем Губернаторе.

Тогда, мол, водка и колбаса будут бесплатные, как при коммунизме.

К этому времени моя жена просто идеальная во всех отношениях стала дурить.

Ночью все ее мысли стали только о сексе, а днем – только о свободе.

И наконец, она мне заявила, что разлюбила меня. Ей стало мало секса и свободы, Да и в стране нашей холодно, А ее душа требует тепла. И вообще ее давно тянет в Индокитай.

Я как услышал про Индокитай, сразу понял, что это мамины происки, влияние на маму ее вьетнамских «рабов-студентов».

Так и вышло: моя любовь «откусив» половину моих капиталов на содержание усыновленных и удочеренных мной ее детей, подалась в теплые края. Вместе с мамой.

Через неделю мама прислала телеграмму: «Сынок, твоя снюхалась с Принцем. Целую. Мама».

Я ничего не понял: кто с кем снюхался? Какой Принц?

Попытался связаться с мамой, но она исчезла. Растворилась в джунглях.

Но я выяснил, что моя жена оказывается вышла замуж за индокитайского принца, и тот пожелал переусыновить усыновленных мною пятерых ее детей. В качестве откупного предлагал мне огромный алмаз – «Свет мира».

Я обрадовался этой идее о переусыновлении и разрешение дал, но от алмаза отказался, написав принцу: «Фенк ю вам, конечно» [25] , за алмаз, но есть еще одно чувство, которое пока еще «общество наживы» из меня не выбило, – это любовь к моей семье.

Хотя за что, кажется, было любить отца? Пьяницу, хама и негодяя.

За что любить маму? За безволье, готовность к унижениям и непонятную бабью терпимость?

За что было любить сестер? Развратных, похотливых, завистливых и злых.

Но я их всех любил, люблю и буду любить.

А за что им было любить меня, самодовольного, хвастливого себялюбца?