Зеленое платье Надежды

В таких домах почти всё на слуху, личная жизнь сразу становится общественным достоянием. Наде тоже «повезло» с соседями. Людей, живущих в квартире наверху, она вряд ли узнала бы в лицо, но знала об их жизни многое. Она прекрасно слышала, когда они мылись, слушали музыку или пылесосили, когда двигали мебель или ребёнок катал по полу что-то чугунное, если судить по звуку. Трудно было сказать какого возраста и пола был этот ребёнок, скорее всего это была девочка, по тому, как звучали её туфельки на деревянной подошве, которые ей одевали по праздникам или к приходу гостей, они издавали характерное тук-тук.

Но нельзя сказать, что слышно было только звуки сверху, ничего подобного, очень часто по ночам, когда общий фон шумов снижался, становилось слышно снизу тоже, например, раскатистый храп. Библиотека шумов регулярно пополнялась новыми, ещё не каталогизированными экземплярами.

Надя не сразу переключилась со страстей книжных, где обворожительная Анжелика спасалась от преследователей, и не сразу поняла, что отвлекло её от чтения. В квартире наверху ругались двое, мужчина и женщина. Вернее было сказать, женщина кричала, а мужчина отбрёхивался, она: бз-з-з-з, бз-з-з, он: бу-бу-бу.

Страсти накалялись, голоса звучали всё громче, Надя уже не могла сосредоточится на книге, она вся превратилась в слух. И хотя, слов было не разобрать, интонации голосов были вполне понятны. После очередного «бз-з-з», хлопнула дверь так, что вибрация прошла по стенам и босые ноги зашлёпали по полу в сторону коридора, другие ноги погнались за первыми: «бз-з-з», что-то упало, жалобно заплакал ребёнок. Крики и шаги вернулись в комнату над головой Надежды, теперь уже мужчина и женщина орали одновременно, иногда ор сменялся и возней, что-то падало и ребёнок плакал всё громче. Эта какофония продолжалась недолго, наверху что-то страшно грохнуло и тут же затихло всё: крики, шум, плач.

Эта тишина была так зловеще пугающа, что сердце у девушки скатилось в пятки, она боялась дышать, так ей хотелось чтобы наверху проявились хоть какие-нибудь признаки жизни, но увы.

«Убил?» Первым порывом Нади было позвонить в полицию, но она сообразила, что за такой «сигнал» может сама очутиться в психушке. Из звенящей тишины выполз какой-то неясный шорох, который при нарастании напугал девушку ещё больше, что-то волокли по полу.

«Надо что-то сделать». Надя, накинув кофту, вышла из квартиры — ничего не слышно, поднялась наверх, ничего. Она подошла ближе к двери, полнейшая тишина, как будто ничего и не было. Может показалось? Может приснилось? Выпрямиться она успела, но вот отскочить от двери нет. В проеме показался потрёпанный мужик в майке и с ведром в руке, он на секунду замер от неожиданности, нечленораздельно крякнул, свободной рукой уперся в толстый бок, подбирая приличные слова из своего лексикона.

— Простите, а ваша жена дома?

— Жена? А что собственно…

— Я соседка снизу.

За спиной бугая показалось бледная тень его жены с заплаканным лицом, а Надя так и не могла придумать подходящего повода для своего любопытства.

— Я… хотела… попросить у вас луковицу. Да, одну. Я верну завтра.

На замученном лице женщины проявилось недоверие, а муж, успокоенный, пошёл к мусоропроводу. Женщина, прикрыв дверь, направилась на кухню, а Надя выдохнула.

Она потом дома долго смеялась над своей глупостью и подозрительностью, но это была ерунда по сравнению с тем, что все были живы.

26

Глаза запотели, когда он наклонился сделать глоток горячего чая, на улице был мороз, а чай был горяченный. Это было так необычно, будто в тумане, свет от фонарей приобрёл светящийся ореол, а двигающиеся фигурки людей были похожи на разноцветные кляксы. Толик изучал это интересное оптическое явление и не заметил, что совсем рядом, юное создание, улыбаясь, пристально смотрит на него. Девушка была симпатичная, в розовом лыжном костюме и белой шапке с большим помпоном, с двумя подругами она тоже пила что-то горячее из бумажного стаканчика.

Народу вокруг было много, праздники. А мимо, райскими птицами, пролетали парни и девушки, уверенно скользящие на коньках, выписывающие узоры на льду. Толик со Стёпой, явно переоценили свои способности, как фигуристов, за полчаса они лилипутскими шажками добрались до набережной и теперь, изображая парочку степенных пингвинов, остановились на чаепитие, скорее по необходимости, нежели удовольствия ради. Уверенные в себе фигуристы, брали стаканчики с горячими напитками и с ними, легко и небрежно уносились в даль, друзья не могли себе этого позволить. Они не говорили об этом, но каждый из них в тайне мечтал скинуть эти неудобные, взятые на прокат коньки и пошевелить затёкшими пальцами ног.

С сухим треском взламывая тонкий лёд, по реке медленно шёл теплоход, на борту гремела музыка и сверкали огни. Толик облокотился на каменный парапет, Стёпа последовал его примеру и так они стояли, прихлёбывая быстро остывающий чай.

— Стёп, а тебе никогда не хотелось уехать куда глаза глядят?

— Хотелось… помнишь, я собирал апельсины в Арголиде? Но быстро прошло.

— А ты хотел остаться?