— Конечно. Нам не по пятнадцать лет, чтобы прятаться, — она неожиданно рассмеялась: — Хотя я и в пятнадцать не пряталась.
— Я тебе говорил уже, что ты бесстыжая? — нервно хохотнул Назар и по его голосу было непонятно, что он имел в виду. Потом негромко добавил: — Ладно… а они что? Ты про свадьбу тоже сообщила?
— Сказали не торопиться и подождать. Типа присмотреться.
— К чему присмотреться?
— Ну чтобы не сразу так. Говорят, чтобы я доучилась сначала.
— А потом чтобы я доучился? — получилось как-то невнятно. — Может, это плохая идея жить в твоей квартире и как бы… зависеть?
— Разберемся как-нибудь, — отмахнулась она. — А квартира — это важно, ты же понимаешь?
— Понимаю. Облегчает жизнь. Что? Вот прям восемнадцатый этаж?
— Класс? У вас такого в Рудославе никогда не будет!
— Не будет. Я в жизни так высоко не поднимался. А лифты в этих новостроях часто ломаются? Или если свет отключат?
— Ну будет вместо тренажерки, — рассмеялась Милана.
— Вместо тренажерки должно быть кое-что другое.
— Вместо другого пока только тренажерка, — проворковала она.
— Я чего-то ни черта без тебя спать не могу. Вставать, оказывается, не для кого, — понизив голос, с интимной хрипотцой, которую вряд ли сам контролировал, она появилась непроизвольно, признался Назар.
— Лучше спи, а то еще потянет на приключения.
— Миланка!
- М?
— Не смотри квартиру с Олексой. Сама посмотри, а?
— Это как? — удивилась она. — Ну а кто мне там помогать будет?
— Я. Ну, когда приеду. Не хочу, чтобы там, кроме меня, мужики были, даже если Олекса. Мы его потом в гости позовем, Миланка.
— Я так давно мечтала свалить от родителей, — принялась упрашивать Милана. — Назар! Мне там самой куковать, что ли?
— Ну отец пусть… мама…
— Ну Назар!
— Ты совсем не понимаешь?
— Ты делаешь из мухи слона. Олекса — друг. Мой лучший друг.
— А я тебя ревную.
— А у тебя тоже там… подруги, — усмехнулась Милана.
— У меня Лукаш! И то мы с ним последний раз общались на Ивана Купала.
— Ты — динозавр, — рассмеялась она. — Жутко дикий, но жутко милый.
— На прошлой неделе был лесным, но человеком! Меня понизили?
— Ты все равно самый лучший.
— Ну и вкусы у тебя. Ладно, убедила. Пусть приходит твой Олекса. Но только ничего моего руками не трогает, ясно?
— Не, он не будет, — довольно сообщила Милана.
— А то ты в зеркало давно смотрела.
— Всегда смотрю, но за Олексу ты можешь быть спокоен.
— Главное, чтобы я за тебя был спокоен, Миланка, — вздохнул Назар. — Мне ехать надо. Стою на трассе, тут связь ловит… Мы сегодня помпы монтируем на новом пятаке, будем пробовать поднимать почву.
— Езжай, — она вздохнула и потом со смехом сказала: — Придется привыкать, что твои помпы тебе интереснее, чем я.
— Миланка, мне денег надо заработать. Я же не буду в хате твоих родителей еще и на твои карманные жить, а?
— Ну хорошо, хорошо, — смеялась она, — но помпы тебе интереснее. Просто признай.
— У меня от твоего смеха сейчас знаешь какой стояк? Помпы могут помочь только холодной водой.
— Иди работать! — велела Милана. — А я поеду квартиру смотреть.
— Как скажешь, пацёрка моя, — расхохотался Назар и отключился.
На секунду закрыл глаза, позволяя себе еще некоторое время слышать ее голос внутри себя — пусть он хоть там останется, если не рядом. А потом пришлось возвращаться в реальность. В свою реальность, внутри которой в Рудославе никогда не построят дома в восемнадцать этажей. А такой, как он, никогда не будет с такой, как Милана. Ведь если хорошо подумать, то у них не было шансов на то, чтобы случиться в природе. Наверное, они даже познакомиться никогда не смогли бы, если бы не странный бзик ее отца, который оказался другом дяди Стаха. И то, что Милана в принципе обратила на него внимание — немыслимое чудо, почти как зеленый луч, который иной раз представлялся ему плодом воображения, разделенным на двоих… с ней, как если бы они оба на мгновение сошли с ума.
Похмелье еще не наступило. Он еще не протрезвел.
И совершенно не понимал, что ему делать здесь, в Рудославе, без Миланы.
После ее отъезда дни потянулись медленно, куда медленнее, чем когда бы то ни было в жизни, хотя визуально мало что изменилось. И теперь совсем не походили на те, что были до их знакомства. Потому что раньше пустота составляла его жизнь, но другого он не знал ничего, и она была естественной, а теперь выходило, что он эту пустоту заметил. Наткнулся на нее и не знал, как обойти, словно бы она окружила его со всех сторон и стала осязаемой.
Спасали только звонки. Каждую свободную минуту они с Миланой говорили, и пусть этих минут было не так много, но эти их телефонные свидания напоминали ему о том, что все-таки случившееся — действительно было. Все случившееся — правда. Его и ее.