Зеленое солнце

Назар потянулся и сбежал по ступенькам с крыльца. Вышел за двор, где начинались поля. И просто двинулся прямиком через луг, на ходу собирая ромашки, васильки, материнку, журавец и иван-чай — знакомые с самого детства, но совсем для него безымянные. Целую охапку нарвал и когда возвращался, то чувствовал себя странно: и взволнованным, и умиротворенным одновременно. Будто бы отпустил себя и ждал, куда выведет эта дорога, по которой он шел с первого дня, когда встретил Милану.

Во дворе все еще стояла глухая тишина, а рассвет разливался по горизонту, не успев окрасить розовым цветом облака. Привычным маршрутом он обогнул дом и оказался под балконом. Сунул цветы за пазуху, и как будто так и надо, вскарабкался на липу, чтобы уже на уровне балкона замереть, в удивлении раскрыв рот.

И было отчего. У самой стены в большом ротанговом кресле устроилась Милана, поджавшая под себя ноги и укутанная в плед. Может быть, она дремала, но едва голова Назара показалась над перилами, распахнула глаза и негромко проговорила:

— Привет!

— Привет… — разлепил губы Назар. — Ты… ты чего тут делаешь? Рань же.

— Тебя жду.

— И… давно? Ты вообще ложилась?

— Ложилась, но не спалось, — она поежилась и улыбнулась: — Ты так и будешь на дереве висеть?

— Уф, — выдохнул Назар, вдруг сообразив, как, должно быть, комично выглядит. Подобрался поближе, после чего раскачался на ветке, на которой стоял, прыгнул к балкону, мягко коснувшись ступнями выступа, и, удерживая равновесие, вцепился в парапет. Наконец перемахнул через него и оказался рядом с Миланой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Похмелья нет? — зачем-то спросил он.

— Не-а, — мотнула она головой, — аппетит есть зверский.

— Вот блин, — Назар вытащил свой высокохудожественный полевой веник и положил рядом с ней на стол. — Надо было с кухни булки тащить, да?

— Ага. А еще чай, варенье и арахисовое масло.

— Ну… вообще-то ты тут, считай, дома. Пошли на кухню, покормим тебя. Марья небось еще спит, никто не помешает.

Милана не раздумывая ни секунды резво сунула ступни в пушистые тапочки, валявшиеся под креслом.

— Только если Марья еще спит, то булок явно нет.

— Разберемся, — улыбнулся Назар, стараясь не пялиться на ее голые ноги, торчащие из-под пледа. Да и вообще не пялиться, хотя это было и трудно. Утром Милана была именно такой, какой он себе ее и представлял — немножко заспанной, взъерошенной и похожей на котенка. Оторваться невозможно, хотелось сгрести в охапку и целовать.

Прихватив импровизированный букет, она проскользнула в комнату одеваться. А он торчал на балконе — ждал. Потом оказалось, что в ее случае «одеваться» значило накинуть халатик, такой же крошечный, как пижама. И пытка голыми ногами продолжилась после, когда они тихонько крались по коридору и по лестнице вниз, стараясь никого не разбудить лишними шорохами.

Этими самыми ногами с аккуратным педикюром на пальчиках она болтала, сидя на высоком барном стуле, когда Назар изучал содержимое холодильника, пытаясь сообразить, чем этого голодного ребенка можно быстро накормить. Арахисовое масло он и правда нашел, покрутил в руках банку и негромко спросил:

— А гренки будешь? С яйцом, молоком, зеленью, а?

— Будешь, — царственно кивнула она и подперла кулачком голову в предвкушении кулинарного реалити-шоу.

Назар не подкачал. Чайник старательно пыхтел, масло на сковороде шипело, а Кречет управлялся с венчиком, взбивая яично-молочную смесь. Потом отлил часть и сообщил зачем-то: «Сделаю еще сладкие», — а что такое сладкие гренки — полнейшая загадка. Перед Миланой постепенно появлялись тарелки — с сыром, с овощами, с вареньем, со сгущенкой. Сахарница, чашка с ароматными дымящимся чаем. А потом и два больших блюда гренок. На одном — присыпанные зеленью и сыром, на другом — сахарной пудрой.

— Мама считает, что это извращение, а я люблю, — сообщил он ей, наливая чай уже и себе. Вообще-то ему пора было на работу, но он прикинул, что минут двадцать в запасе у него все же есть. И, черт побери, провести их наедине с Миланой — лучший вариант для утра. И утро — тоже лучшее.

Она в это время уже во всю жевала завтрак, разве что не урча от удовольствия, будто и правда была проголодавшимся котенком, которому наконец-то положили корма.

— Ты второй парень в моей жизни, который умеет готовить, — заявила она, отпила чаю и снова вгрызлась в хрустящий хлеб. И даже не заметила, что Назар резко вскинул голову и уставился на нее, вдруг побледнев. Пытаясь сохранить самообладание, он, тщательно контролируя норовящий сорваться голос, спросил:

— А первый кто?

— Олекса. Он — мой лучший друг.

— Олекса? Это с которым ты тогда… — Назар осекся и замолчал, уткнувшись в чашку. Перевел дыхание, потянулся за гренкой и разломил ее пополам. — Только друг, да?

— Ага, — не заметив его напряжения, Милана дожевала гренку и зевнула. — Блин, теперь мне спать хочется.

— Пойдешь досыпать? — как-то механически поинтересовался он, все еще не глядя на нее.

— А ты что собираешься делать?