— Ну-ну… — хмыкнул Брагинец, залпом осушил свой коньяк и поднялся. — Думаю, впечатлений на сегодня достаточно. Идем, покажу тебе твою комнату. Альбомчик, кстати, подкинуть, с зазнобой твоей? У Наташки много. Там, конечно, фоточки-то поприличнее, но с твоей-то фантазией…
— Придурок! — хохотнул Шамрай в ответ, но тоже поднялся.
25
Когда Милана приехала в Рудослав, шел дождь. Летний, порывистый и полный ярких красок. Дурной. Совершенно безбашенный, предвещающий все, что ждет впереди.
Десятого сентября, когда они прощались на станции «Рудослав», тоже шел дождь, но совсем иной. Монотонный, серый и не вызывающий ничего, кроме желания поскорее зайти под крышу, раздобыть себе горячего чаю и греться. Осень, холодная и сырая, наступила как-то сразу и неожиданно резко. Слишком резко для двоих людей, которые держались за руки под одним зонтом и, как ни странно, все еще не верили, что через несколько минут расстанутся. Поезд пока не пришел. И пальцы чувствовали тепло пальцев.
Назар внимательно разглядывал Миланкино лицо. Сегодня какое-то по-особому нежное. Мягкое, плавное. Будто по сравнению с тем днем в середине июня, когда он впервые увидел ее, в ней появилось что-то новое, а он никак не мог уловить что. И не знал, как сказать ей об этом. Он вообще никогда не знал, как сказать ей. Замуж позвал — а как сказать, не знал. Вместо этого приобнял за плечи, наклонился к лицу, почувствовал щекой ее кожу, и проворчал:
— Замерзла совсем. Нос ледяной.
Она мотнула головой, отчего получилось, что потерлась своим замершим носом о его теплую щеку и вздохнула. Вчера они снова повздорили. Нет, не ссорились. Они вообще ни разу не ссорились. И без того дни неумолимо убегали, а Стах, словно обложил Назара, оставляя им по несколько часов в сутки, чтобы побыть вместе. Ни к чему их было тратить на ссоры. Но чем ближе подходил день отъезда, тем чаще Милана просила Назара поехать с ней, хотя бы на несколько дней.
«С родителями познакомишься, с Олексой. Просто посмотришь, как я живу», — убеждала она его накануне, точно зная, что опять услышит. Это подтверждало выражение его глаз, снова становившееся хмурым и упрямым. И потому она еще за мгновение до его ответа все понимала. А потом он тяжело вздыхал и говорил:
«Милан, ну, мы только-только обустроили все. Понимаешь, там нашли несколько самородков зеленого… именно зеленого янтаря. Я тебе рассказывал, какой он редкий. Ну куда мне сейчас ехать, пока я точно не знаю, а? Мы ж туда даже копателей пока не подпускаем, я сам смотрю, Милан. Это бешеные деньги, я не могу на самотек пустить».
Речь получалась неизменно длинная, и она знала, что о камнях ее Назар может трепаться сколько угодно. Только вот сейчас о камнях не хотелось.
— Давай я тебе все-таки чаю принесу. Я туда и обратно, термос в машине, — продолжал он настаивать.
— Нет, — она снова мотнула головой и, обхватив его за талию, прижалась к нему, — не надо. Не уходи.
— Простудишься, Милан, — по голосу было слышно, что сдался. И точно так же не хочет уходить, как она не хочет отпускать.
— Простужусь! — упрямо буркнула она. — Заболею, попаду в больницу…
Ее перебил динамик, в котором хрипло и неразборчиво пробубнило.
— Ты ведь приедешь? — посмотрев на Назара, быстро заговорила Милана, подгоняемая прибывающим поездом. — Когда разберешь весь свой янтарь — приедешь?
— Я раньше приеду. Весь все равно не разобрать. Дело на рельсы поставлю, чтоб само катилось, и приеду сразу. Я дяде Стаху уже все сказал, он не против меня отпустить. Я ж для того и пашу сейчас, чтоб он потом обойтись смог.
— Хорошо, — прошептала она, — хорошо. Я понимаю.
— Миланка моя, — улыбнулся Назар, словно подбадривая ее, несмотря на то, как у самого под ребрами пекло и болело от того, что народ потихоньку начинал подтягивать свои сумки и чемоданы к перрону. Это из Кловска здесь мало кто выходил. А в Кловск отсюда — вон как. Назар выдохнул горечь и прошептал: — И денег заработаю. Нам жилье надо будет снять, а я у твоего отца не возьму. Ты же знаешь, да?
— Если ты тут до пенсии зарабатывать будешь, я сама у него возьму, понял? — фыркнула она, а потом усмехнулась: — Ну это если он еще захочет дать. Мне его явно окучивать придется, а ты пока маму воспитывай.
— Ну ее. Опять утром истерику закатила, — вздохнул Назар, но его голос запнулся и заглох от гудка, раздавшегося откуда-то издалека. Он поднял голову — пока еще крошечной точкой показался Миланкин поезд, снова опустил взгляд к ней, и на мгновение ему показалось, что в ее глазах блеснули слезы. — Ничем они нам не помешают, поняла? Ни мама, ни твои. Сами справимся. И дядя Стах на нашей стороне.
Она кивнула. Поддержка старшего Шамрая ее смущала, но вряд ли она смогла бы внятно объяснить причину. Это было скорее предчувствием, которому она еще не научилась доверять. Тем более она бы не смогла ничего объяснить Назару, не рассказывая подробностей ее взаимоотношений со Стахом. А этого Милана по-прежнему не хотела. Она уезжает, Назар тоже скоро отсюда уедет, и все позабудется.