Выяснилось, что без двадцати десять Гортензию вызвала к себе в спальню леди Пестерн, где шла подготовка к выходу, и служанка помогла хозяйке облачиться в плащ и добавить, как предположил Элейн, последние штрихи к ее глянцевому и уже безукоризненному облику. Гортензия следила за временем, поскольку такси было заказано на десять тридцать, а леди Пестерн любила отдохнуть. Минут через десять пришла мисс Хендерсон с известием о том, что Фелисите находится в крайнем возбуждении и хочет целиком и полностью сменить
— Вообразите себе эту сцену, месье! — сказала Гортензия, вставляя словечки из родного языка. — В комнате полнейший беспорядок, а мадемуазель в
— Понимаю, — сказал Элейн. — Вы правы. Все очень убедительно.
Гортензия одарила его взглядом субретки и зазывной улыбкой.
— А вы не знаете, — спросил он, — кто был тот человек? Письмоносец?
Оказалось, Фелисите показала ей письмо. Компания уже отправлялась в «Метроном», посему Гортензия побежала вниз с флаконом нюхательной соли для леди Пестерн и увидела (это ее просто сразило!) месье Эдуарда Мэнкса с цветком в петлице пиджака. Все прояснилось! И какой огромной — подумала Гортензия сразу после того, как Спенс закрыл за ушедшими дверь, — какой огромной будет радость ее светлости, ведь она всегда желала этого союза! Гортензия была не в силах скрыть собственного удовлетворения и, когда присоединилась к своим коллегам в комнате для слуг, пела от чистой радости. Ее коллеги, за исключением месье Дюпона, сейчас бросали на нее мрачные взгляды и воздерживались от комментариев.
Элейн сопоставил рассказ Гортензии со сведениями, изложенными на бумаге лордом Пестерном, и пришел к выводу, что описание групповых перемещений изложено его светлостью более чем достоверно. От маленьких компаний постепенно откалывались отдельные личности. Мэнкс остался один в гостиной. Леди Пестерн пребывала в своей комнате в одиночестве до появления Гортензии. Сама Гортензия и Уильям перемещались по всему дому. То же относилось к Спенсу. Элейн уже собирался отложить карандаш, как вдруг вспомнил о мисс Хендерсон. Она ушла к себе вскоре после начала вечера и оставалась предположительно у себя вплоть до прихода к ней Фелисите, о чем она тут же уведомила леди Пестерн. Странно, подумалось ему, что он выпустил из памяти мисс Хендерсон.
Но предстояло выяснить еще множество подробностей и ввести их в общую картину. Элейн снова заглянул в заметки лорда Пестерна. В 9.26, как отмечалось там, лорд Пестерн, находившийся тогда в бальном зале, вдруг вспомнил о сомбреро, в котором решил предстать перед публикой при исполнении своего номера. В таблице запись была краткой и выглядела так: «9.26. Я. Бальный зал. Сомбреро. Найти. По всему дому. Уильям. Спенс. И т. д.»
О сомбреро слуги говорили охотно и вспомнили, какой поднялся в доме переполох, когда начались его поиски. Это произошло сразу за последним событием, о котором поведал Уильям. Фелисите и Ривера находились в кабинете, мисс Хендерсон поднималась наверх, сам Уильям топтался на лестничной площадке, когда из бального зала вылетел лорд Пестерн с криком: «Где сомбреро?» Минуты не прошло, а поиски были уже в полном разгаре. Спенс, Уильям и лорд Пестерн вели их по разным направлениям. Нашла же в конце концов сомбреро мисс Хендерсон (к ней, без сомнения, относилось сокращение «и т. д.») — оно лежало в шкафу на лестничной площадке. Лорд Пестерн появился с сомбреро на голове и триумфально возвратился в бальный зал. Во время суматохи Спенс, искавший в прихожей, обнаружил на столике письмо, адресованное мисс де Сюзе.