— Я это, бабань! Егор! — он остановился в нерешительности у порога. Бабка узнала его. Она взяла клочок шерсти и начала раздирать его, вынимая репьи. Егор заговорил от порога: — Скажи, бабушка, где Даша? — в голосе его было столько муки, что бабка вздрогнула. На глаза ее навернулись слезы; вот ведь любовь какая! Вместе не могут быть и забыть друг друга не могут.
Проглотив слезы бабка отвечала твердым голосом:
— Не скажет тебе из нашей семьи никто об ней. Пусть позабудется, поуляжется немного. Тебе не нужна она, у тебя дите вон большое уж, — укорила его бабка.
На щеках Егора заходили желваки.
— Не вам решать, кто кому нужен! А Дашу я все равно найду. — он хлопнул дверью.
— Вот чумной, теперь ведь искать будет, — бабка Авдотья вскочила и подалась к окну. И жалко его, да ни к чему ему Дашка. Расхлебать бы старый скандал. Вон Харитон орет, что покалечит внучку. Дурной стал, чего хочешь ждать можно. Егора не ко времени принесло. Вдруг повстречается с Харитоном? Бабка перекрестилась, представляя такую встречу. Тревожным взглядом она провожала Егора, пока тот не скрылся из виду.
Егор, повесив голову, ехал домой. Он уже решил, что не успокоится, пока не найдет ту, единственную…
До Параньки быстро дошла весть о том, что муженек, поворотив коня, как оглашенный помчался на хутор. Она рвала на себе волосы; прошедшее время не помогало. Умываясь слезами, она придумывала козни для ненавистной соперницы…
В деревне долго еще обсуждали Дашу. Некоторые кумушки, завидев на улице Луку или Ивана, многозначительно качали головами им вслед. Но никто не решался спрашивать у них о сестре. Лука, всегда слишком серьезный, не располагал к разговорам. У Ивана хоть и не сходила улыбка с губ, но разговоров он не водил ни с кем. Пройдет, поздоровается, а на вопросы не отвечает только загадочно улыбается. Вот и поговори с ним.
Харитон, как обычный русский мужик, запил. Чумной, он ходил целыми днями по хутору, не находя себе приюта и покоя. Иногда управлял хозяйство, корову доила Катерина и выпускала ее в стадо. Неизвестно, где он находил самогонку, но к вечеру заползал в дверь и валился на грязную кровать. Придя домой в один из таких вечеров, он оглядел комнату, в надежде найти изменения после своего отсутствия. Но обнаружил затоптанные сапогами полы, скатанное одеяло на постели, да заплесневевшую посуду на столе. Чуда, на которое он надеялся, каждый день уходя из дома, не произошло. Даша не вернулась. В душе закипела злоба, одним движением он смахнул посуду и долго топтал ее сапогами. Взгляд упал на иконы, и крамольная мысль заползла в нетрезвое сознание. Словно потеряв рассудок, он залез на стул, и поснимав все иконы с полки, стал засовывать их в сундук. С его губ срывались непотребные слова, обращенные к Даше и ее родственникам. Запихав наконец последний образ в сундук, он повернул ключ в замке и дополз до постели. Не раздеваясь, упал на пуховую перину. Засыпал он долго, бессмысленно пялясь в беленый потолок. Так и не разглядев там дальнейшей своей судьбы, о которой так любила говорить бабка Авдотья, он забылся неспокойным сном. Очередной раз перевернувшись на бок, он услышал громкий стук. Не совсем ясное сознание все же заставило его насторожиться. Стук повторился, настойчивее и громче. Харитон открыл глаза. Прислушался. Окончательно придя в себя, он понял, что стучат из-под крышки сундука. Харитон спустил ноги с кровати. Стук не прекращался. В сознании всплыло, что вчера он складывал туда иконы, ропща и проклиная собственную жизнь, сбежавшую жену, преследующие неудачи. Волосы поднялись на голове от воспоминания того, что он натворил. А стук из-под крышки становился все громче и настойчивее. Сознание хоть и прояснилось, но понять, как из под крышки сундука появился золотистый столб искр, отказывалось. Свечение медленно поднималось, разрастаясь вширь и осветив ярким светом угол. Золотые искры, набирая силу, поднимались все выше и выше. Харитон уже понимал, что свечение вызвано вовсе не пожаром. Он еще немного созерцал картину, но больше вынести не мог.
— А-а-а-а-а-а-а!!!
Харитон, вскочил на ноги и, не оглядываясь, помчался из хаты. Как долго он бежал — не помнил, но очутился у дома Васьки Модельного. Там спокойно спали. Харитон забарабанил ногой в двери. Он кричал, что совершил грех и за это его хотели посадить в сундук. Надежда, жена Васьки, накинув наспех кофту на плечи, открыла двери, не спрашивая, кто там. Харитон ввалился в избу взъерошенный, c блуждающим взглядом.
— Помогите! Помогите! — хрипел он.
Надежда зачерпнула ковшом воды из ведра, стоявшего на лавке, и поднесла непрошеному гостю. Харитон не смог даже взять в руки протянутый ковш. Все его тело сотрясалось от судорог. Приковылявший на одной ноге Васька поднес к онемевшим его губам живительную влагу. Вода лилась по подбородку, заливалась за воротник рубашки. Харитон не чувствовал холодной воды, не ощущал намокшей рубашки, лишь острый кадык двигался на его худой шее. Васька выплеснул оставшуюся воду в лицо Харитона.
— Ты чего? — Харитон очумело смотрел на хозяина дома.