— Если только материала будет достаточно. Нужно изучить чертову пропасть фактов. Ужасно трудно доискаться правды, если не видел всего собственными глазами, потому что тем, кто потерпел поражение, не до разговоров, а победители всегда врут. Вот и приходится все прослеживать на месте, только в тех странах, где можешь объясниться. Это, конечно, мешает. Поэтому я никогда не поехал бы в Россию. Если не можешь подслушивать разговоры, толку не будет. Услышишь только официальные версии да осмотришь достопримечательности. В любой стране всякий ее житель, говорящий на иностранном языке, наврет вам с три короба. Все самое интересное узнаешь из разговора с людьми, а если не можешь поговорить с ними и подслушать тоже не можешь, не узнаешь ничего ценного, разве только наберешь материалу на газетную статейку.
— В таком случае вам надо хорошенько взяться за суахили.
— Я стараюсь.
— Но все равно вы не сможете подслушивать, потому что здесь они говорят на языках разных племен.
— Но если я когда-нибудь и напишу об Африке, это будет простая зарисовка, я ведь так мало знаю. И все же первое впечатление от страны очень ценно. Быть может, оно, черт бы его побрал, ценнее для тебя самого, чем для других. Но все равно надо о нем написать, высказаться. А потом можно хоть выбросить.
— Почти все эти книжонки про сафари невыносимо скучны.
— До ужаса.
— Мне понравилась только одна — Стритера. Постойте, как она называется? "Цивилизованная Африка". Он заставляет почувствовать, что это за штука. Лучшей книги я не читал.
— А мне нравится книга Чарли Кертиса. Она написана без фальши и рисует все очень живо.
— А этот Стритер пишет ужасно смешно. Помните, как он подстрелил конгони?
— Да, это очень смешно.
— Но ни один автор не заставил меня почувствовать к этой стране то же, что чувствует он сам. Все описывают привольную жизнь в Найроби или плетут всякую чушь о том, как подстрелили зверя с рогами на дюйм длиннее, чем кто-то другой. Или нудно твердят про опасность.
— Я хочу попробовать написать об этой стране, и о зверях, и о том, каково все это для новичка.
— Что ж, попробуйте. Может получиться неплохо. А знаете, я тоже вел дневник во время поездки на Аляску.
— Вот бы мне почитать, — сказала Мама. — Я и не знала, что вы писатель, мистер Дж. Ф.
— Да уж куда там, — сказал Старик. — Если хотите, я пошлю за этим дневником. Понимаете, там просто записано все, что мы делали изо дня в день, и какой Аляска представилась англичанину из Африки. Вам будет скучно.
— Никогда, если это написали вы, — сказала Мама.
— Ваша женушка делает нам комплименты, — сказал Старик.
— Не мне. Вам.
— Его я уже читала, — сказала Мама. — Мне интересно прочесть, что пишет мистер Дж. Ф.
— Слушайте, а он правда писатель? — спросил ее Старик. — Что-то не похоже. Может, он зарабатывает и себе и вам на жизнь охотой?
— Нет. Он пишет. Когда у него ладится, с ним очень легко. Но, пока он не разошелся, к нему лучше не подходи. Перед тем как начать писать, он должен разозлиться. А когда заводятся разговоры о том, что он никогда больше не возьмет пера в руки, я знаю: теперь дело пойдет.
— Пусть поговорит с нами о литературе, — сказал Старик. — То ли дело — Кожаные Штаны. Расскажите-ка нам какие-нибудь литературные анекдоты.
— Ладно, слушайте. Это было в последний наш вечер в Париже. Накануне я провел день в Солони, у Бена Галлахера, и он устроил там fermee — знаете, когда кролики выходят кормиться, ставят такую низенькую загородку, — и мы все утро охотились на кроликов, а после завтрака охотились на фазанов, и еще я подстрелил chevreuil16
.— А при чем тут литература?
— Погодите. В последний вечер у нас обедали Джойс с женой, и к обеду был жареный фазан и седло chevreuil, и мы с Джойсом напились, потому что назавтра я уезжал в Африку. Ох, и вечерок был!
— Ничего себе литературный анекдот! — сказал Старик. — А кто такой Джойс?
— Чудный малый, — сказал я. — Написал "Улисса".
— "Улисса" написал Гомер, — сказал Старик.
— А Эсхила кто написал?
— Тоже Гомер, — сказал Старик. — Вы меня не поймаете. Ну, а еще какой-нибудь литературный анекдот?
— Вы знаете, кто такой Паунд?
— Нет, — сказал Старик. — Первый раз слышу.
— Могу рассказать недурные анекдоты про Паунда.
— Наверно, о том, как вы с ним ели какого-нибудь зверя с чудным названием, а потом напились?
— Бывало и так, — сказал я.
— Веселая жизнь у вашего брата. Как вы думаете, вышел бы из меня писатель?
— Отчего ж.
— Вот, — сказал Старик моей жене, — теперь мы с вами охоту по боку, и будем оба писателями. Ну, рассказывайте дальше.
— Знаете, кто такой Джордж Мур?
— Это про которого написано:
"Скоро в путь!
За Джорджа Мура я прощальный кубок пью".17
— Он самый.
— Ну так что же с ним случилось?
— Он умер.
— Мрачноватый анекдот. Нельзя ли чего-нибудь повеселее?
— Я его как-то встретил в книжном магазине.
— Вот это уже лучше. Видите, он умеет интересно рассказывать.
— Я однажды зашла к нему в Дублине, — сказала Мама. — С Кларой Дунн.
— Ну и что было?
— Не застали дома.
— Ах, черт побери! Вот она, литературная жизнь! — сказал Старик. — Ни с чем ее не сравнишь.