Зеленый Генрих

— Какая там собственность! Не оставлю же я себе ваши папки за ту незначительную сумму, которую я за них заплатил, — тем более теперь, когда мы с вами знакомы и вы гостите у меня. Не думаете же вы, что этот старый сыч взял с меня много денег! Он удовлетворился весьма скромным заработком. Или вы собираетесь все это принести мне в дар?

— Я считаю, что мои папки выполнили свое назначение и уже сослужили мне службу. В минуту нужды они поддержали мое существование; каждый грош, полученный за них, был мне дороже талера, и я расстался с ними, получив все, что мне причиталось по праву. Что пропало, того не вернешь, и говорить об этом нечего.

— Это я считал бы правильным при иных обстоятельствах. Но в нынешнем положении это ненужная щепетильность, и от нее надо отказаться. Я богат и купил бы эту коллекцию за любую подходящую цену, даже если бы вы сами ничего не получили, — значит, не считаясь с вами. Учитесь настаивать на своем праве, если вы при этом никого не ущемляете и не угнетаете, даже пусть это будет только моральное право, и примите без стеснения цену, которая вам следует; потом вы вольны сделать с деньгами все, что вам захочется! Итак, назовите цену, которую вы считаете достаточной, и я буду рад оставить эти вещи за собой!

— Что ж, хорошо — ответил я, улыбаясь и не без тайной радости, что мои дела так быстро поправились, — давайте высчитаем все совершенно точно! Здесь должно быть примерно восемьдесят полностью законченных рисунков, которые в среднем, в обычной продаже и при добросовестной оценке, стоят по два луидора каждый, — может быть, один чуть больше, другой чуть меньше; затем должно быть около ста небольших набросков и эскизов, которые частью вообще ничего не стоят. Их можно считать на круг по гульдену, и от суммы, которая получится, отнимите ту, что вы уплатили за все это господину Шмальхеферу.

— Ну, вот видите, — сказал граф, — это разумные слова! Могу вам сразу назвать сумму: за все эти вещи, включая большие картоны, я заплатил старьевщику триста пятьдесят два гульдена сорок восемь крейцеров.

— Значит, он действительно заработал не так много, как я полагал, — заметил я, — так как примерно половину этой суммы он отдал мне.

— Это показывает, что он не слишком разбирался в этой отрасли своего цветущего предприятия! Ну, а что касается картонов, которые вы почти уничтожили, о них мы договоримся впоследствии, когда они будут восстановлены. Теперь давайте сосчитаем содержимое этой папки, чтобы вы, к тому времени, как мы сядем за стол, уже знали, сколько у вас денег, и освободились от этих забот.

Я начал раскладывать свой товар на две кучки; более ценные вещи в одну сторону и менее достойные в другую, не долго задумываясь над каждым рисунком. Граф нередко спасал тот или иной, с моей точки зрения менее удавшийся, рисунок и откладывал его к более ценным. В конце концов обе кучки были сосчитаны и оценены, после чего хозяин удалился во внутренние покои и вернулся с суммой, превышавшей полторы тысячи гульденов. Он пересчитал золотые монеты и положил их передо мной. Я поблагодарил графа с пылающим от радости лицом, вытащил свой кожаный кошелек, в котором лежали жалкие гроши на дорожные расходы, вынул их и всыпал туда золото, от которого мои кошелек сильно округлился. Теперь я был уверен, что вернусь домой при значительно лучших обстоятельствах, чем предполагал, и что смогу вернуть матушке часть того, чем она пожертвовала ради меня.

— Ну, как у вас теперь на душе? — спросил меня граф, заметив на моем лице радостное удовлетворение, когда я прятал в карман реальную пригоршню того сказочного золота, которое видел во сне. — Вы не испытываете желания отказаться от своих планов и еще некоторое время продолжать занятия живописью? Ведь после того, как на мою долю выпала честь положить такое начало, все может повернуться к лучшему и пойти по совсем другому пути!

— Нет, такого поворота не может быть! Все это неожиданное приключение носит слишком исключительный характер и повториться не может. К тому же мое решение коренится глубже, и оно не зависит от того или иного материального успеха. Я видел людей, превосходивших меня талантом, которые выполнили подобное решение и оставили щедро вознаграждавшуюся деятельность художника только потому, что у них не лежала к ней душа.

Я рассказал ему истории Эриксона и Люса. Но он покачал головой и произнес: