Полярное сияние безмерное и высокое. От горизонта до горизонта обвода неба. Судорожно светится немым, зеленым переливчатым светом.
— Полярное сияние! Люда?!
Больно стиснул.
Людмила, казалось, не проснулась.
Близко поджалась упругой грудью к подбородку. Молочный сосок попал в губы.
Она прошептала:
— Не на.…Да.… Не на.…Да.… На-да.… Да…
Небесный Ловец, споря перебирал светящийся невод руками. Уводил подкрылки сетки к водоразделу.
Доменное зарево за водоразделом, изливалось, будто лава из жерла вулкана. Звезды мельтешили сверкающими махотками в зеленой сетке сияния. Мелькали юркими рыбками. И-и-и! — выскользнули, рассыпались на прежние точки.
Судороги Полярного сияния ослабели и постепенно угасли. Затаилось и космическое пространство в искристой росе звезд. Бездонное, как тёмное отражение водоёма. Бездонное, и все объемлющее…Людмила попросилась с рук.
— Ах! — выдохнула, — Все проходит…
Рассвет близок. Мы не спим. Людмила в спортивных шортах «хаки», в рубашке в накидку, хозяйничает. Замешивает в кастрюльке на воде затируху из муки и яичного порошка. Потом она печет лепешки в кипящем подсолнечном масле, в раскаленной чугунной сковородке. Дверь из зимовья распахнута.
Я вспоминаю о письме жене.
— Послушаешь?
— Письмо?! Вашей жене.
— О тебе.…О нас.
Она вытирает руки грубой ширинкой. Укрывает ею стопку лепешек в остывшей сковородке. Из чайника дополняет мою кружку.
— Теперь, можно. Слушаю…
Людмила, волновалась.
Получилось, честное письмо.
— Это же, рассказ?!
— Не подумал, как-то…
Дровишек в печь не подкладываю. Тепла от стен хватает. Людмила дремлет, прикрыв глаза тыльной стороной кисти. К шортам «хаки» — ко сну, натянула белую тесную футболку. После прослушивания моего «рассказа жене», в Людмиле пропала игристость молодости. Она увидела себя моими глазами.
«Зверь не дремал» и в юной женщине…
Дверь распахнута. Пишу в общую тетрадь. Пламя свечи дергается. Ручка подрагивает в пальцах. Спешу закрепить впечатления от Полярного сияния. И …не умею.
Нервничаю. Психанув, кидаю ручку. За порогом синеет. Видятся за полянкой острова. Вышагиваю за порог. Даю волю телу, разламываю сутулость зимовья.
Мрак ночи растворился в бледной синьке рассвета. Земля! Как при Сотворении Мира! Девственная и прекрасная! Солнце за горизонтом еще глубоко. Пики гранитных гор освещены зарей за хребтом. Отчего горные вершины в тени, на фоне обвода просторного и чистого неба.
На жухлой траве вокруг зимовья, в островах на черных листьях, галечное русло — посыпаны белой солью изморозью! Травы седые?! Паром дышится! Воздух обжигает грудь морозностью. Рослая болотная осока — зеленым инеем опушилась! Прочный ледок сковал лужицу, окольцевал кочки: упал, настоящий заморозок!
— Людмила! — позвал так, что она всполошилась
— Зеленый иней!
«Необратимость времени».
«Если б, молодость знала…»
«Если б, старость смогла…»
Тихий мой голос, убаюкал Эрику. И она, казалось, спала. Вытянув руки поверх одеяла. Левой щекой, обмякнув в промятую подушку. Едва заметно дышала. Грудь колыхалась под тонким одеялом медленно. Также медленно ослабевала натяжка полотна при выдохе. Легкое дыхание. Одинокая женщина. Наклонившись к лицу, поцеловал Эрику в полураскрытые сухие губы.
— Иди ко мне, — позвала зовущим взглядом.
Прошептала:
— Иди под одеяло…
— Нет. Нельзя. Рядом с Ромкой…
Я ушел. И знал, что поступил правильно. Ради Ромки. Ради Эрики. Мне хотелось, чтобы и далее Эрику звали в экспедиции уважительно «Леди Лейбрандт». Чтобы Ромка не слышал от взрослых заглазно, плохие слова о матери. Чтобы «зеленый иней» — всегда жил в душе.
Принял решение. Уеду в Магадан. Найду работу в газете. Время поможет, подскажет…
Великий пост.
27 марта 2007 г.
Глава 3
Велосипед для мальчика Ромки
Эрика задерживалась в Детском саду. Полярное сияние всколыхнуло душу до тоски по Индигирке.
…Людмилу отправил в поселок вертолетом. Добрался на базу вездеходом в начале октября. Увезла студентка и варенье из охты, и письмо, мой первый «рассказ».
Жена Наталья выгнала Людмилу, выкинула в след ей банки с вареньем. А когда прилетел в Райцентр, объявила, что «студентка ей все рассказала». Что все? Наталья разъяснений не дала. Подвела черту:
— Собирай чемодан. Езжай за ней! Сейчас она в Аэропорту…
— И уеду! — заявил в пылу.
— А я — беременная… — едко, со злой местью объявила Наталья.
— Что?!
Известие о беременности страхом отозвалось в моей душе. На Иньяли понял, что в геологию уже нет хода. Две недели над общей тетрадкой прошли в благодатном состоянии. Поселилась необъяснимая, страшная, трагическая тревога. Каждую минуту ждал какого-то чудовищного разрушения в себе, в окружающем мире.
«Дождался?!»
— Не надо второго ребенка, — стал умолять Наталью.
— Тебя не спросили?! — ехидно довела она меня до бешенства.
— Да! Не спросили! А если бы мы, действительно…Что тогда?
— А вы и так! Действительно! Все знаю!
Утром видел в зале ожидания группу студентов. Улетит Людмила в Якутск с этой группой последним рейсом. Поздний борт. Успею… Верил Людмиле. Не в чем ее упрекнуть. Сгорал от стыда за жену и без извинений не желал отпускать студентку в Киев.