Зеленый иней

Велосипед для Ромки купил. В Иркутске. Ровно через месяц вернулся в Магадан. Купить билет на рейс до Мыса Шмидта в Магадане не получилось. Вечерним самолетом улетал знакомый геолог. Он согласился захватить упаковку с велосипедом. Четыре Ромкиных пальчика, зажатые в ладошке ждали этот велосипед.

Событие обязано созреть, прежде чем ему случиться. Толкаясь в аэропорту, повстречал улетающего в Москву поэта Пчелкина. Знакомый он мне по его книгам. Работал поэт на областном радио. Видел его на Чукотке. Познакомился. Прошли в буфет. Мужику нравилась его известность. Узнают! Заслуженно. Лобастый, ясноглазый и широкий душой, поэт Пчелкин понял без долгих объяснений мои мысли о газете.

— В «Хасынской газете» нет «фотокора». Смогешь?

— Смогу, — заверил, — Вырос с фотоаппаратом в руках.

— Диктуй адрес и твои данные. Вызов пришлю на экспедицию. До встречи в Хасыне?

Ночью проводил Пчелкина на московский рейс. Утром удачно попал на «грузовик» Полярной авиации. С посадкой в Певеке, ИЛ-14 вез груз на Мыс Шмидта.

Рабочий понедельник. Ромка в детском саду. Эрика в Управлении.

Поднялся к экономистам. Встретился на лестнице геолог, с кем отправил упакованный велосипед. Не успел он его передать. Живет в многоэтажном доме рядом с Управлением. Принес велосипед в кабинет геофизиков.

Эрика не ждала. Пуржило в тундре. Из кабинета экономистов на мой зов вышла быстро. Бабы переглянулись. «Предмет вожделения объявился». Рада и Эрика. Видно.

— Ждет велосипед… — тон такой, будто вечером простились.

— Правильно ждет. Сегодня получит своего «конька-горбунка».

— Привез? — Впервые стала заметна в ней нежность.

— Вот ключ от квартиры. Отдыхай. Ванну прими. Жди Ромку из садика…

Велосипед в упаковке. Трехколесный. Рассчитал на перспективу. «Подростковый». Надувные шины. Подрастет, на двух колесах поедет. Только где? Коридор барака коротковат для езды. В однокомнатной квартире из комнаты в кухню?! Летом хорошо кататься по набережной каменистого мыса.

Из мебели в квартире диван да кресло-кровать для Ромки. Мебель имеется в продаже на складах «Военторга».

На кухне холодильника нет. Стол и электроплита. Вход в ванную из кухни. За глухой дверью.

Велосипед «стриг ослиными ушами» руля Ромкино кресло. Блистал никелированной поверхностью, солидно темнел зеленой рамой, благостно издавал запахи машинного масла. Зубчатые покрышки колес тянуло потрогать. Черные, остро пахнущие резиной и детством. Памятен первый велосипед. Мама откладывала с получки отца три месяца, прежде чем купили «ЗИМ». С «перспективой». В возрасте Ромки поехал впервые на взрослом велосипеде «под рамкой». Отец ездил на работу на этом велосипеде. На Мелькомбинат, где работал грузчиком. Постоянно ждал отца с работы и велосипед.

Плескаться в ванне расхотелось. Привез вино, какое распробовал с Пчелкиным в ресторане аэропорта. «Марочное». Колбаска, «тресковая печень» в банках, ветчина и сыр. В Арктике обычные продукты.

«Всё моё — со мной». Накрыл стол. Ждал. Волновался.

Последнее время в душе творилась некая неразбериха. Существовал некий притягательный центр. И этим духовным центром являлась Якутия. Из Арктики «материк» видится на другом конце света. В Заполярье притяжение этого духовного центра ощущалось слабо, благодаря удаленности. В Иркутске же власть этого притяжения оказалась сильна. Я как бы забыл там Эрику и постоянно тосковал по жене Наталье. Жил в ином «измерении». По иным часам и минутам от землян. Без настоящего и прошлого, как бы в одном дне. Не воспринимал за реальность потерю семьи. Верилось, на Индигирку вернусь…после сессии.

Эрику начал «ощущать», когда вырвался из внутренней орбиты этого центра духовного притяжения. В Магадане.

Не без удивления обнаружил, что «Дело», за которое взялся бесконечно. И Дело это, как неизлечимая тоска, жило во мне и тянуло из меня жизненные соки. Не падкий на вещи и деньги, вдруг обнаружил в себе эгоизм, какой не ожидал. Страдал, но делиться временем ни с кем уже не желалось. Эрику и Ромку этот эгоизм не касался. Приятно заботиться о женщине, которую чрезвычайно ценишь. Ценил и дорожил отношениями с Людмилой. Приятно заботиться о Ромке. Родным детям «отцовская любовь» не досталась. Нашла выход к мальчишке Ромке. Через женщину?!

Ромка от порога кинулся в распахнутые руки. В шубейке, лисья подростковая шапка. Глаз не видно. Стащил зубами варежку за кончик вязки, поддел козырек. Открылся рыжий чуб, выпуклые глазищи веселого тигренка. Он и походил на тигренка дальневосточного. Шумно сообщил, протягивая к моему лицу кулачок с оттопыренным пятым пальцем.

— Во! Дома мама не позволяла мне носить их в кулачке. Я их в садике сжимал! — обнял меня, а сам потянулся за плечо посмотреть в комнату: там стоял ушастый рулем «конек-горбунок».

— Куда понес снег. В валенках?! — остановила мать Ромку, кинувшегося к велосипеду.

— Разденься!