Зеленый луч

Кредо

Отлипая от пыльных штор,

Свет сочится в закрытые двери, —
Существует лишь то, во что веришь,
Надо только понять – во что.

Но об этом давно всё сказано.

Безразлично мне – позже ли, сразу ли
Кислород перекроет шток —
Надо только понять – во что.

Гром литавр, скрипок вой, клики горна:

Тишина, ведь основа основ —
Хруст, с которым мне рубят горло
Топоры моих утренних снов.

Пусть всегда над расплавом – шлак,

А все звуки стремятся к коде —
Никуда любовь не уходит,
Если только она пришла.

Над студёной осенней водой

Чайку крутит, как лист тополиный,
И коричневой, вспененной глиной
Обливает осоку прибой.

И пускай предпоследний шторм

Раздирает ей крылья на перья —
Существует лишь то, во что веришь.
И успеть бы понять – во что?

«В век хаоса и тлена…»

В век хаоса и тлена,

Сомнений и пальбы
Я убегу из плена
Затейливой судьбы.

Побег будет удачен,

Природа – злись не злись,
Но воздухом подхвачен,
Я вознесуся ввысь.

И там, где правит холод,

Смешав золу с огнём,
Забуду этот город,
И всё, что было в нём.

Забуду про деревья,

забуду про дома,
Забуду, как я верил
И как сходил с ума.

И вот тогда, наверно,

Собрав остаток сил,
Холодный и нетленный,
Я вспомню, что он был.

«У Марины нет могилы…»

У Марины нет могилы,

А у Хлебникова – две.
Всякий молит, что есть силы
Предназначенной судьбе,

Что ещё не задалася,

Что ещё сквозь сон дрожит,
Если в людях нет согласья —
Хор визжит, а этажи
Громоздятся в поднебесье.
Вместе – тесно, порознь жить
Всем приходится, но там!
Там всегда хватает места.
Там – разложат по местам.
Там, в бескормии, сам пищей
Станешь для других имён.
Сколько бы они знамён
Не вздымали – старый, нищий,
Ты равно один из них!
Вот и голос твой затих,
Вот и образ твой возник…

Татьяна Иванченко

Вторая ипостась

Они вышли из темных дверей на свет. Аллея впереди была пустынна и длинна.

Он с тревогой вглядывался в эту даль и спрашивал у Нее:

– Ты знаешь, что мы найдем там?

А Она рассказывала Ему о домах, похожих на дворцы, с комнатами просторными и светлыми, где кремовые занавеси наполняются ветром из огромных окон, о садах со старыми яблонями, переполненными последними плодами, о белокаменных храмах с высокими колокольнями. Он верил и не верил Ей. Но аллея вдали была наполнена светом, и листва деревьев была изумрудно прозрачна.

А потом была река. Как они миновали ее? Она не могла припомнить моста под своими ногами, но и лодки Она тоже не помнила. Как же они оказались на другом берегу?

За рекою был сад. Виноградные лозы густо оплетали вешала, и маленькие птицы садились на кончики Ее пальцев, когда Она поднимала руку.

– Мы сошли с ума? – спрашивал Он Ее. Он все не мог поверить.

Она не отвечала. Она закидывала голову и глядела в белесое чистое небо.

– Мы умерли?

Но Она не хотела разделить Его тревоги:

– А разве это так плохо?

Птицы, крошечные, как бабочки, и такие же яркие, взлетали с Ее рук, и в зеленом сумраке Она не видела Его лица. Она совершенно не знала Его, но и не нуждалась в этом. Да и имели ли здесь значение Его черты или Его объятия? Любовь переполняла Ее сердце уже совсем не по-земному, и уже одного Его присутствия было довольно, потребность прикосновений и ласк оставила Ее навсегда. Навсегда?

– Смотри, – говорила Она Ему, указывая вдоль тропинки, – это наш дом. Идем в него.