Зеленый луч, 2017 № 01

— Куда тебе столько кефира? — спросила Вера.

— Есть повод.

— Кто ж повод кефиром обмывает?

— Нет, кефир — на следующий день после повода.

— А для повода где?

— А для повода у меня всегда есть. Слышали — утром что было?

— Нет, — ответили все хором.

— Собачники приезжали.

— Что? — переспросили все.

Лушка не переспросила. Она выпучила глаза, уголки ее губ стали опускаться все ниже и ниже, и уже после этого она закричала:

— А Кукла? А Кукла?

Никто не ответил ей, и она бросилась по Малой Садовой, крича:

— Кукла, Кукла, Куколка моя!

Марик побежал по аллее, ведущей к Поющему фонтану, и тоже стал звать Куклу.

Степан пошел домой.

А Вера и Нина остались ждать детей, молча, время от времени оглядываясь, все еще надеясь, что Кукла придет. Вернулся Марик, поднял велосипед, повел его домой. Лушка пронеслась мимо них вся в слезах и убежала домой. А они все стояли и молчали. Потом Нина спохватилась:

— Ну, как там твоя новая любовь?

— Решили жить вместе. Скоро переедет к нам, а распишемся в сентябре.

— Лушке сказала?

— Хотела сегодня сказать. Но уж теперь не сегодня.

Лушка рыдала, скрючившись на кровати. Рыдала громко, безутешно, с такой силой, что тело ее подпрыгивало… Потом она затихла, уснула…

«Ну почему у нее всегда черные пятки, — стоя над ней, думала Вера. — Такие тощие ноги. Бедная моя девочка».

Вера выглянула в окно и увидела Куклу, та возлежала на маленьком островке из травки, прямо напротив Лушкиного окна.

— Ну, слава Богу, — тихо вздохнула Вера.

Она подсела к спящей Лушке, погладила ее по колючей головке и зашептала:

— Луша, Лушенька, капелька моя, просыпайся. Кукла вернулась. Жива твоя Кукла, есть хочет, небось.

Лушка вскочила, выбежала из дома, схватила этот маленький, черненький, мягкий комочек и снова зарыдала, целуя его. И закричала:

— Марик! Марик! Кукла вернулась!!!

Глава 12 Может быть

Лушка проснулась поздно. Открыв глаза, увидела длинные белые тесемки, свисающие с комода, и край широкополой белой шляпы, нависшей над ее изголовьем. «Ух, ты, какая шляпка!» — восхитилась Лушка, надела ее и пошла на кухню грызть печенье «Василек», запивая его холодным молоком.

«Вторник», — прочла она на отрывном календаре и опечалилась. Сегодня ей предстояло расстаться со всеми мушкетерами.

На салфетке с незамысловатым рисунком в уголке она написала: «мама ушла к таньке отдать книжку» и через полчаса уже была на Советской, где в доме номер 12 и жила Танька, вернее, там жила Танькина бабушка, баба Сима, к которой Танька приезжала каждое лето из далекого и уже потому прекрасного города Ленинграда. Вообще-то Танька была препротивной девчонкой, особенно в те минуты, когда она, прищурившись и наморщив носик, стараясь намотать себе на палец свои легкие кудрявые волосы, говорила тягуче и весомо, по-взрослому: «Ходила вчера в универмаг. Там выбросили длинные синие юбки, очень даже миленькие. Но к чему мне длинная юбка? У меня такие красивые ноги. Глупо как-то с такими ногами в длинном ходить. И потом — к моим глазам больше идет зеленое». Слова «к моим глазам» Танька произносила с такой любовью, что сразу становилось ясно — ее глаза — самые красивые на свете. Но Лушку почему-то тянуло к этой девочке, к этой зазнайке, в этот старинный двухэтажный белокаменный особнячок со множеством окон, очень разных окон, с узкими высокими окнами первого этажа, с полуприкрытыми пузатыми балконами оконцами второго, со вросшими в землю арковидными полуподвальными окошками, с беспорядочными вкраплениями совсем малюсеньких чердачных, лестничных и еще Бог весть каких…Правый угол дома венчала низкая квадратная башня (только ее изо всего здания и покрывала деревянная крыша), с самым обыкновенным окном. Но именно в это окно так хотелось заглянуть Лушке… Она точно не знала, что такое мансарда, и вот эта башенка и представлялась ей непонятной и уютной мансардой, точно такой же, как та, в Париже, на улице Могильщиков, где когда-то давным-давно жил д’Артаньян.

Поравнявшись со зданием городской больницы, что высилась на противоположной стороне улицы, Лушка увидела Щелкунчика, своего одноклассника, неторопливо расхаживающего под красивейшими островерхими арками. «Как сказочный принц», — подумала Лушка. Щелкунчик тоже ее заметил и закричал во весь голос:

— Лысая! Лысая! — И кинулся к ней.

Зная по своему горькому опыту, что этот придурок может запросто сорвать с нее шляпку на глазах у всего честного народа, Лушка побежала дальше и скрылась за дверью, что на Советской, 12.

Лушка поменяла «мушкетеров» на некую «женщину в белом» и уселась рядом с Танькой на диван. На противоположной стене висело множество старинных фотографий. Люди, застывшие там, в далеком прошлом, отчего-то хмурые, неестественно выпрямившиеся, в большинстве своем уже умерли. Но о каждом из них (наверняка о каждом) у бабы Симы была своя история.