Зеленый мост

– Я болела, – разъяснять почему Мишка не собиралась. И почему сторонилась потом бывших, хоть и перегнавших на класс, но оставшихся в детстве одноклассников тоже. – Но так вроде тебя по школе помню. Но давно не видела.

– Год пропустил, – отмахнулся Игнат. – Ну что ты молчишь? Ты не любишь разговаривать?

– Это ты слишком любишь!

– Это да. Мишка, давай просто дружить.

– А Кулябкин? Выживет? – она кивнула на скетч-бук.

Кулябкин по телефону сказал, что неделю доктор велел дома посидеть, потому что в качалке Кулябкин то ли что-то потянул, то ли растянул – Мишка недослышала, так он веселился, что законно может прогуливать. Школа шла своим чередом. Год – тоже, неделя за неделей.

В ночь на первое марта выпал какой-то неуместный, глупый после бесснежной сухой зимы обильный снег, а на следующий день растаял, и город поплыл в грязной воде по щиколотку, захлёстывая тротуары бурыми веерами грязи из-под равнодушных колёс. Ладно, надо потерпеть, ведь уже весна. Ещё три недельки – и каникулы.

К Игнату она незаметно привыкла, как будто он всегда был рядом. Они на всех уроках сидели вместе, и терпеть его было легко. От него не пахло конём, как иногда от Кулябкина; он умно шутил, трудные задачи по геометрии вместе они разбирали куда быстрее, и телефон носил громадный, удобно вместе смотреть всякие залипушки с ютуба. Про себя не рассказывал, сам ничего не спрашивал, плохо ни про кого не говорил, на всех прочих одноклассников, даже на самых красивых девчонок, ему было плевать. Сидел рисовал всяких монстров в скетч-буке каждую свободную минуту, бросался книжными фразами – похоже было, что одиночества в нём тоже, как и в Мишке, по самые завязки: читать книжки и рисовать – занятия одиночек. А вместе было повеселее, но на самом деле одиночество никуда не уходило. Ну так что ж, это детство, наверно, уходит. Только малыши верят, что родители, друзья и счастье будут всегда.

На замене, когда был пустой урок, он отдал Мишке свой огромный телефон смотреть занятие по английскому, а сам сидел рисовал невидимого дракона – хоть и невидимый, он получался жутким, щетинистым, полупрозрачным и омерзительным до дрожи, с пучком жвал и зубов в пасти, без глаз, с длинным телом в каких-то дырках:

– А что ты думаешь, таких не бывает? – пугал он Мишку. – Поискать, так в людях ещё не такое найдёшь.

– В смысле, это внутренний облик нехорошего человека?

– Нет, это внутренний обитатель человека. Вот подселится такая сущность, начнёт выделять всякие ядовитые вещества в кровь, а оттуда в мозг, и у человека мысли изменятся, желания странные станут расти. Человек идёт и делает какую-нибудь гадость, какая ему б сроду в голову не пришла. Например, ловит крыс, варит живьём и потом ест недоваренными. От такого питания, – он любовно вырисовывал прозрачные жгутики на теле чудовища, – кровь его станет приятнее для этого обитателя, он откормится как следует и отложит в человека цисты с детёнышами. Те тоже скоро вылезут и будут впрыскивать в мозг человека свои токсины, и человек станет уже не крыс ловить и варить, а, скажем… Ну, отнимать у старушек йориков и болонок… Чего, видела ведь, как много этих мерзких маленьких собачонок, только и тявкают, жри – не хочу…

– Ты псих, Игнат.

– И уже давно.

– Потому что в тебе ползает вот такой обитатель?

– Такой не ползает. Я от таких знаю таблетки. Съешь и всё – снова человек.

– Таблетки?

– Ну да, в любой аптеке. Ты скажи, вот когда человек болонок варит и полусырых жрёт, почему он не может остановиться? Хотя и понимает, что с ним что-то не то?

– Токсины в крови.

– Ну вот. А есть и ещё хуже токсины. Такой человеческий яд, который люди друг другу прямо в мозг словами впрыскивают. И жертва начинает думать, что эти слова правильные, что только так и надо жить, как в этих словах говорится… Человеческий яд ужаснее. От него таблеток в аптеке, как от глистов, не купишь.

– Так это ты глиста нарисовал, что ли? Ффууу!

– Хорошенький мой, – Игнат подрисовал глисту микроскопические складочки в изгибах туловища. – Простодушное создание эволюции. А вот люди… Нет, ну бывают, конечно, и среди людей простодушные паразиты. Но вот если кто-то начинает меня кормить недоваренными мыслями, мол, живи так, думай этак, я сразу вижу не человека, а вот такого вот громадного невидимого глиста.

Глава третья. Лагерь у залива

1