Зеленый рыцарь

Харви обнаружил, что входная дверь Клифтона не заперта, и, войдя в прихожую, не стал сразу тревожить его обитателей, громогласно возвещая о своем прибытии. Он не стал также трезвонить в звонок. Сначала Харви посидел немного на кухне, потом на лестнице. Время близилось к полудню. Комната Сефтон пустовала, и дверь в нее была открыта. Вскоре Харви осмелился подняться на второй этаж. Дверь в пустующую комнату Алеф также была открытой. Заглянув в Птичник, он увидел лежащую на полу Сефтон и тихо ретировался. Остановившись на следующей лестничной площадке, Харви услышал ведущийся на повышенных тонах разговор и узнал голоса Клемента и Луизы. Он спустился в прихожую и в задумчивости присел на нижнюю ступеньку.

«Нашел ли Лукас ту трость, — размышлял Харви, — догадался ли, кому она принадлежит и как там оказалась? Конечно догадался, он все понял».

Горькую печаль Харви усугубляло то, что до того рокового разговора с Тессой о сексуальной жизни Лукаса да и после него ему страстно хотелось увидеть Лукаса, хотелось помириться с ним, завязать товарищеские отношения. Он все чаще мучительно вспоминал тот детский эпизод, но пришел к убеждению, что если встретится с Лукасом уже на равных, как взрослые люди, и вежливо, но с достоинством поговорит с ним, то у них могут начаться новые нормальные отношения, как у мужчины с мужчиной. Харви был очарован Лукасом и хотел понравиться ему. Он даже хотел полюбить его и в порыве душевного озарения представлял, что они могут стать близкими друзьями. Теперь же все надежды рухнули. Положение окончательно запуталось и испортилось, подобно его злосчастной хромой ноге. К тому же он, Харви, чем-то ужасно огорчил свою мать. Он не знал, чем именно, но чувствовал непоправимый ужас своего поведения. Ему не хотелось видеться с матерью, не хотелось Думать о ней. Кто же тогда вошел в дом Лукаса? Возможно, даже не женщина, ведь его гостем мог быть и парень. Может, Лукас склонен к педофилии. А то красочное пятно яркой ткани могло быть краем стеганого покрывала. Вероятно, все это ему привиделось. Единственной ужасной реальностью оставалась трость. Она лежала там, в саду, выдавая его с головой.

— В общем, ты единственный человек, способный реально помочь ей, — заявила Клементу Луиза, озабоченная положением Джоан.

— Мне непонятно, в чем, собственно, ей нужно помочь! — возмущенно ответил Клемент.

— По-моему, она в опасности. Она позвонила мне и сообщила, что попалась на крючок [62]. Неужели она пристрастилась к наркотикам?

— Сомневаюсь. Пока я вроде не замечал.

— Но все же сомневаешься!.. Когда ты видел Джоан в последний раз?

— Совсем недавно. Я думаю, она отправилась в Париж организовывать продажу квартиры.

— Да, она что-то говорила насчет продажи.

«Хвала небесам, — подумал Клемент, который только что придумал эту отговорку. — Что ж, возможно, она и правда в Париже».

— Луиза, я пришел к тебе не для того, чтобы…

— Ты знаешь, что Эмиль и Клайв возвращаются и Харви понадобится его собственная квартира? Кому-то придется приютить Джоан. У кого она может пожить? Нам негде поселить ее, у нас нет лишней комнаты. Как ты смотришь на то, чтобы Харви пожил у тебя?

— Отрицательно! А разве нельзя обратиться к Коре?

— Джоан говорит, что не вынесет диктаторства Коры. Пожалуйста, Клемент… Мы же не думаем, что Харви…

— Луиза, дорогая, я пришел вовсе не для того, чтобы обсуждать Джоан и…

— Ладно, для чего же тогда…

— Я пришел повидать тебя, просто повидать, пообщаться именно с тобой, пойми же ради бога!

— Для обеда еще рановато.

— Да не хочу я обедать, вообще не хочу есть!

Клемент, недавно покинувший дом Лукаса, после той встречи поехал прямиком в Клифтон. Ему действительно хотелось просто побыть рядом с Луизой, он надеялся, что ее мягкая сердечная привязанность успокоит, утешит его истерзанную душу, надеялся забыться в обстановке обычной добропорядочной жизни. Почему она так недружелюбно настроена? Уж не поделилась ли с ней Джоан сокровенными тайнами?

Прибыв в Клифтон, Клемент застал Луизу за рукоделием. Она вновь принялась укорачивать то вечернее платье, что годами висело в ее шкафу, подобно бесполезному, но красивому сувениру.

«Даже сейчас, — подумала она, поглаживая его мягкий, по-прежнему блестящий полосатый шелк, — этот наряд подходит только для особо праздничных случаев. Но разве у меня теперь бывают такие особые случаи?»

Даже дни рождения детей считались уже не столь важными событиями. Луиза любила это платье так, словно оно было неким обиженным существом. Она подумала, что нужно отдать это платье Алеф. Она подумала также, что вспомнила об этом платье после подаренного ей Клементом белого шарфа. Луизе хотелось сказать ему об этом и показать платье. Но Клемент появился так неожиданно и с таким мятежным видом буквально ворвался в ее комнату, что Луиза, невольно растерявшись, начала говорить о Джоан, и вот теперь они оба расстроились и настороженно смотрели друг на друга.