Зеленый рыцарь

Убрав со стола биту, Лукас прямо взглянул на Мира.

— К сожалению, вы пребываете в неком заблуждении, — терпеливо заметил он, — Вы употребили слово «убийство». Но никакого убийства не было. Я не убил вас. Произошел несчастный случай, вы стали жертвой несчастного случая.

— Ваше глубочайшее желание убить брата побудило вас убить меня. Вы обезумели от ярости из-за того, что сорвался ваш план. Именно из-за вас я пребываю в полуживом состоянии. Вы погубили мою жизнь.

— Вы упорно продолжаете на этом настаивать. Но тем не менее вы живы, оправились от того удара и восстановились. Вы вполне здоровы. Я же вижу, что вы здоровы, а ваше воображение просто на редкость живое. Я предлагал вам деньги, но оказалось, что их у вас предостаточно, что тоже хорошо, в свете множества имеющихся в вашем распоряжении удовольствий. Я вовсе не собирался убивать вас, у меня не было для этого мотива. И я не убил вас, вы просто случайно попались мне под руку. Я ударил вас, потому что вы привязались ко мне. Сколько еще мне придется повторять это? Прошу, не перебивайте меня, пожалуйста, сосредоточьтесь, вы говорили, что потеряли способность сосредотачиваться, но, безусловно, вполне способны подумать и понять, что все ваши разговоры о реституции и мести… а под реституцией, я полагаю, вы и подразумевали месть… не имеют никакого смысла, ни одно из этих понятий в данном случае не уместно. Я не признаю никаких обязательств перед вами, я не совершил против вас никакого преступления. И вы, постаравшись проследить за ходом моих рассуждений, поймете полнейшую разумность моих слов… Ради бога, выбросьте из головы ваши причудливые толкования греха и прощения, невинности и мести и так далее. Зачем вы так терзаете себя? Постарайтесь понять, что у вас просто сложилось неверное представление. Придя сегодня сюда, вы настроились на спокойный разговор, вы упомянули о мире… Разве вы не упоминали о мире? Во всяком случае, упоминалась оливковая ветвь, и я согласен с вами, что в таком деле криком не поможешь. Мне хочется продолжать работать, хочется, чтобы вы перестали беспокоить меня. И я уверен, что, освободив вашу душу от бесплодной одержимости, вы найдете для себя множество гораздо более привлекательных и ценных занятий. Зачем мучиться, если можно быть счастливым? Поймите, я желаю вам только добра. Поэтому давайте тихо и спокойно разойдемся и покончим навеки с утомительными дискуссиями.

Во время этого неспешного, произнесенного внушительным и наставительным тоном монолога Лукас, не сводя глаз с Питера, сидел прямо в своем кресле, ладони его вытянутых рук покоились на поверхности стола.

Питер, поначалу откинувшийся на спинку кресла, выпрямился, потом подался вперед и, поджав губы, продолжал напряженно слушать. Он ответил все тем же тихим голосом:

— Вы дьявол. Вам прекрасно известно, что это лживые речи. Вы пытаетесь смутить меня. Ваше греховное, нацеленное на брата намерение обернулось против меня. Вы порочный человек, и вы совершили злодейство. Кому-то придется заплатить.

Лукас, отказавшись от своей менторской позы, заметил:

— Ну вот, вы и сменили тон. А как же прощение, о котором вы разглагольствуете? Вот брат мой, к примеру, простил меня, вы же видите, он сидит рядом со мной. Уж если он смог снизойти до прощения, то ваше прощение, если вы настаиваете на нем, может считаться само собой разумеющимся без каких-либо дополнительных неуместных церемоний.

Питер, помолчав, сказал:

— Вы полагаете, что мой гнев и мои угрозы всего лишь шутки?

— Вовсе нет, вы весьма реалистично сравнивали процесс отсечения моих рук с отрезанием куска сыра.

— Мне хотелось бы отправить вас в ад.

— Мой дорогой, я уже живу в аду и жил в нем с самого раннего детства.

— С тех пор как меня вернули к жизни, я думаю и даже мечтаю именно о вашем убийстве, практически только о нем и ни о чем другом.

— Вы можете осуществить свою мечту в любое время, если вам хочется отправиться в тюрьму.

— Мне лишь хотелось еще раз увидеть ваше лицо и избранную вами жертву. Вы отвратительно порочное чудовище и заслуживаете смерти. Но я не хочу убивать вас, это слишком безболезненная судьба. Уверяю вас, что я чрезвычайно серьезен. Меня приучили к кровопролитию, и я уже говорил вам, что отлично знаком, скажем так, с практической хирургией. Я хочу искалечить, изувечить вас, хочу, чтобы вы повредились умом…

— Воздаянием за жизнь в аду является известный вид храбрости. Я ничего не боюсь, и, уж безусловно, меня не пугают ни моральные принципы, ни ваши скверные фантазии. Неужели вам самому они не противны? Умерьте лучше вашу ядовитую злобу. К чему так лелеять ее, ведь жить с ней, должно быть, чертовски мучительно?

— Кстати, я оставил письмо моему адвокату, и если со мной что-то случится, то обвинение предъявят именно вам!

Лукас рассмеялся:

— Ох, дорогой мой, я же вам не угрожаю. И позвольте мне также заверить вас, что я не оставил никаких посланий моему адвокату!