Зеленый шум

— Ты знаешь, а Никитка все же молодец. — И Елька с Таней, перебивая друг друга, принялись рассказывать, что произошло после того, как Гошка убежал от дома Покатиловых.

«ВЕРИМ ВАМ...»

Не успели девчонки рассказать и десятой доли, как на крыльце показался дядя Вася и махнул Гошке рукой.

— Пошли к председателю. А вы бы, — обратился он к девчонкам, — с Никиткой посидели. У него кровища из носа хлещет, а мать куда-то задевалась.

— Мы посидим, — согласилась Елька.

— Вы мне потом доскажете... Ладно? — шепнул Гошка Ельке и Тане и пошел вслед за Никиткиным отцом.

Перед избой Шараповых дядя Вася неожиданно остановился и, посмотрев на Гошку, сказал, что хорошо бы еще пригласить в правление его мать и обо всем там начистоту поговорить.

Они зашли к Шараповым в избу, но Александры дома не оказалось. Клава сказала, что ее зачем-то вызвали в правление колхоза.

— Это, наверное, насчет шпитомцев, — похолодев, шепнул Гошка. — Теперь пойдет суд да разбирательство.

— Тогда давай ходу, — поторопил дядя Вася. — Как бы нам не опоздать.

Они вышли из избы и вскоре были уже в правлении колхоза.

Гошка ожидал, что встретит здесь много людей, услышит шумные разговоры, увидит мать, которая, опустив голову, еле слышно отвечает на многочисленные дотошные вопросы. А потом один за другим встают члены правления, и каждый требует для матери самого строгого наказания.

Но ничего этого не было. Мать никто не судил и никто ни о чем ее не допрашивал.

Она сидела за председательским столом рядом с Николаем Ивановичем и членами правления и рассматривала какой-то чертеж на большом листе бумаги. А за спиной матери и председателя стояли Стеша, дед Афанасий, свинарки и тоже разглядывали чертеж.

— Можно, Николай Иваныч? — переступив порог правления, спросил дядя Вася. — Не помешаем?

Председатель поднял голову.

— А-а, Василий Егорыч! Входи, входи. — Он вышел из-за стола и пожал дяде Васе руку. — Мы тут свиноферму думаем перестроить. Вот со свинарками совет держу. Погляди-ка сюда, что мы планируем. — Николай Иванович кивнул на чертеж. — Подведем воду по трубам, сделаем кормокухню, самокормушки, автопоилки. Корма будем развозить в вагонетке по рельсам. Навоз тоже машина станет убирать. Словом, долой ручной труд! Все чтоб по-новому, как в лучших хозяйствах. Летом в лагерь поросят вывезем.

Гошка, примостившись на подоконнике, следил за матерью. Спустив на шею полушалок и распахнув кожушок, она, как старательная ученица, слушала Николая Ивановича и следила за его указательным пальцем, которым тот водил по чертежу. Щеки у матери раскраснелись, глаза блестели.

— Давно бы пора о ферме подумать, — сказала она, встретившись взглядом с дядей Васей. — А помнишь, Василий, вы еще с покойным Павлом такое дело задумывали? Вот и чертеж ваш сохранился.

— Он самый, — подтвердил Николай Иванович. — Я его в шкафу разыскал. Толково все было намечено...

Дядя Вася вгляделся в чертеж и развел руками.

— Намечать-то намечали, да забылось все, быльем поросло...

— В Клинцах забылось, а в других хозяйствах уже многое сделано, — возразил председатель. — В совхозе «Первомайский» все фермы полностью механизированы. Вот и нам надо за это браться.

— А на какие же доходы, Николай Иваныч, вы ферму думаете перестраивать? — осторожно спросил дядя Вася. — И так в колхозе убытков полно.

— Это верно, положение в Клинцах не из легких, — вздохнул председатель. — Но мы не в чужом краю живем, в беде нас не оставят. Государство нам ссуду дает, шефы из города помощь обещают. А главное — мы сами. Будем честно трудиться — горы свернем. — Он не без лукавства покосился на дядю Васю. — Вот хотя бы вы, Василий Егорыч. Механизатор, умелые руки — вам бы только и взяться за эту ферму.

— Так я ж при деле — на заводе работаю, — забормотал дядя Вася.

— Можем и походатайствовать, чтоб вас в колхоз отпустили. Завод-то шеф нашему колхозу, уважит нашу просьбу. Ну, да мы об этом еще поговорим. — Николай Иванович поглядел на Александру и Стешу. — Я вас вот зачем позвал. План планом, а лучше все это на деле посмотреть, у соседей. Поезжайте-ка завтра к первомайцам, поживите там с недельку, поработайте, поучитесь. Когда вернетесь — доложите, что у нас можно будет сделать.

— Зачем же мне-то ехать? — растерялась Александра. — У нас же завфермой есть — Кузяев. А я вроде как подсудная, на подозрении. И в свинарках-то напоследочках хожу.

— Кто это вам сказал такое? — нахмурился Николай Иванович.

— Сама понимаю — не малолетка. Раз нагрешила, надо когда-то и отвечать.

— Ты погоди, Александра, — перебил ее дядя Вася и обратился к председателю. — Что тут с Шараповыми-то делается? Мальчишку скрутило, мать сама не в себе. А я об заклад бьюсь — не может того быть, чтоб Александра на колхозное добро польстилась. С малых лет ее знаю, поручиться могу — голодать будет, а чужого крошки не возьмет.

— И я ручаюсь, и дед Афанасий, — поддержала Стеша. — Надо будет — первые в свидетели пойдем.

— Никто Александру Степановну судить не собирается... — заговорил Николай Иванович. — А вот Кузяев немало ей жизни попортил.