Зеленый велосипед на зеленой лужайке

Однажды мы возвращались на специальном автобусе из музея реконструкции города. За окном медленно ползли маленькие домишки с палисадниками, с лавочками у ворот, с растопыренными сучьями черных мартовских деревьев, с такими сиротливыми скворечниками, торчащими на длинных палках, прибитых к голым сучьям весенних деревьев…

А мне виделся город, город будущего, недалекого будущего, как сказал нам экскурсовод, указывая на макет с белыми зданиями, маленькими, словно спичечные коробки, с прямыми летящими улицами, с крохотными, кудрявыми, изумрудно-зелеными деревьями.

Мысленно я видела город с белыми квадратами домов, такими же, как на макете, но только гигантски разросшимися, со стеклянными стенами, за которыми таинственно убегали вверх виражи лестниц, покачивались странные растения, бесшумно скользили кабинки лифтов… И время от времени пробегали люди, не похожие на сегодняшних, словно жители другой планеты.

Эти гигантские стеклянные здания с лабиринтами коридоров и пролетами лестниц, уходящих в невыразимую высь, были похожи на сложный, невиданный организм, просвечивающий сквозь оболочку.

А еще этот белый город, в котором мне и всем нам предстоит жить (не может быть! Неужели возможно такое?), был похож на порт, на огромный порт, полный белых пароходов, необозримый, уходящий в пространство и не кончающийся, тревожно и сладко напоминающий об океанах, водорослях, морских глубинах, о диковинных рыбах, о прекрасных и непонятных сочетаниях букв: Дарданеллы… Ливерпуль… Эспаньола…

…Я так размечталась, что не заметила, как Светка изо всех сил толкает меня в бок и шепчет: «Оглянись! Ну оглянись же!»

— Чего тебе? — спросила я сердито.

— Ты что, спишь? — в свою очередь рассердилась Светка. — Оглянись, тебе говорят!

Я оглянулась.

Сзади, в уголочке, пристроились рядышком Жених и Транскрипт.

Они сидели тесно, хотя вся скамейка была свободна. И, что самое удивительное, Транскрипт сейчас совсем не была похожа на транскрипт. Нормальная девчонка, и только.

Зато Вольгин со своими нежными глазами навыкате и русым чубом, смазанным бриллиантином, как нельзя более походил на жениха.

И тогда я чуть отодвинулась, чтобы им тоже был виден белый город, в который мы въезжали; я совсем забыла, что пока он существует только в макете да в моем воображении.

Но все равно у меня было такое чувство, словно я дарю им подарок… свадебный подарок.

Зеленый велосипед на зеленой лужайке

— Хочешь со мной к экзаменам готовиться? — спросила Наташа и взяла меня за кончик галстука. У нее была привычка, разговаривая с кем-нибудь, обязательно придерживать за кончик галстука, край шарфа или крылышко передника.

— А Марик? — выпалила я.

— При чем тут Марик? — И Наташа сдвинула брови, отчего между бровями обозначилась глубокая, резкая складка.

Наташа — отличница. Круглая отличница. Хотя, по правде говоря, я не понимаю, какая разница между круглой отличницей и просто отличницей. Разве это не одно и то же? По-моему, слово «круглая» добавляется для солидности. А может, оно как печать? Нет его — и слово «отличница» недействительно?..

От стараний и забот у Наташи еще в третьем классе появилась на лбу глубокая морщина, что повергло меня в не менее глубокие размышления: что лучше — быть отличницей и иметь морщину на лбу или не иметь морщины и не быть отличницей?

Я не была отличницей. Не потому, конечно, что сама выбрала этот удел (в конце концов, морщина меня бы не очень беспокоила: все равно у меня на лбу челка), а просто уж так получилось.

До сегодняшнего дня Наташа не обращала на мою особу никакого внимания. Она вообще ни на кого не обращала внимания, кроме Марика. Марик не был отличником, но зато он был изобретателем. Так, он собрал радиоприемник в спичечном коробке, и на уроке физики все по очереди прикладывали коробок к уху и слушали музыку. Марик так рьяно занимался электричеством, что однажды его чуть не убило током. По этому поводу говорили, что он, когда его тряхануло, свалился в погреб и только поэтому остался жив: ведь в погребе вокруг — земля, и ток ушел в землю.

Учительница физики очень ценила Марика и однажды, когда он из-за небольшого роста не мог дотянуться до форточки, сказала: «Мал золотник, да дорог». У Марика было два прозвища: Изобретатель и Американец. Ну, первое ясно за что.

А второе, видимо, за то, что он носил спортивную курточку с молнией, которую почему-то называл не молнией, а американским запором.

Его дружба с Наташей возникла неожиданно. И я случайно оказалась тому свидетелем. В тот день Наташа дежурила и на перемене выдворяла всех из класса. А Марик сидел за партой и что-то писал. И тогда Наташа наклонилась над ним и сказала ласково: «Черненький, не хочешь ли беленького?»

Фамилия Марика была Чернов.

Почему-то эта фраза повлияла на Марика так, что он сразу же влюбился в Наташу. Не знаю, как Наташа, а я поняла мгновенно.