Зеленый велосипед на зеленой лужайке

Наташа-отличница и Марик-Американец дружили открыто, не таясь. Вместе бегали на каток, гоняли на велосипедах, готовились к экзаменам. И вдруг… Какая кошка пробежала между ними? И почему Наташа выбрала именно меня? Выходит, я могу заменить Марика?

— Так, значит, согласна, — спросила Наташа утвердительно, накручивая на палец кончик моего пионерского галстука. — Значит, так! Занимаемся у меня. Ровно в восемь, как в школе. И чтобы без опозданий.

Наташа, как мне показалось, с неохотой отпустила мой галстук, отчего он свернулся трубочкой, и отошла от меня.

И вот утром следующего дня я шла к Наташе. Какое-то странное чувство переполняло меня. Я волновалась так, словно шла не на соседнюю улицу, а уезжала в другой город, и теперь — прощай, прежняя жизнь. А что еще будет в другой, новой? Был май, и все вокруг цвело. Цвел старый куст сирени у нашего крыльца. Цвели яблони. И я проходила сквозь розовые, сиреневые, белые облака, как самолет.

Наташа жила в поселке геологов, всего в каких-нибудь пяти-семи минутах ходьбы от моего дома. Но ее улица отличалась от нашей. Здесь не было ни сирени, ни яблонь, а только зеленые лужайки и желтые сосны. И дома все одинаковые, с большими крышами, как грибы. Сама улица — тоже зеленая лужайка со свежей и мокрой травой, кое-где нежно примятой первыми пешеходами. И такой свежей была эта трава, что по ней, как по первому снегу, боязно было ступать. Наташин дом стоял в конце улицы, а улица имела легкий наклон вниз, и я побежала туда, оставляя слабые вмятины в траве, которая тотчас поднималась снова, как будто это была не трава, а волны.

Наташа уже ждала меня у калитки. Лицо у нее было свежее, как эта трава, и такое же ясное.

— Пришла? — сказала она звонким чистым голосом и поспешила от калитки к крыльцу, а я — за ней. Одним махом мы взбежали по крутой лесенке и очутились в мансарде. И это тоже было изумительно, потому что отсюда был виден весь наш поселок: и школа, и продовольственная лавка, и высокий генеральский дом, самый красивый и самый высокий в поселке. Я первый раз в жизни видела наш поселок сверху, и у меня было такое чувство, как будто я поднялась на воздушном шаре.

Наташа села на старый пружинный матрац и раскрыла учебник географии. Я тоже присела, стараясь не угодить на пружины, которые там и сям торчали из материи вместе с войлоком.

— Я буду читать, а ты — рассказывать, а потом ты — читать, а я — рассказывать, — предложила Наташа. — Или, может быть, хочешь наоборот?

Но я не возражала. Мне было все равно.

— Равниной называется та часть суши, — начала Наташа ровным, хорошо поставленным голосом круглой отличницы…

Интересно, между тем думала я, а если спрыгнуть отсюда, разобьешься или нет? И я стала изучать лужайку, словно подбирала место приземления. Тут кстати я вспомнила, как недавно в очереди одна женщина рассказывала другой: «Представляете, она выбросилась из окна. Подумать только, выбрать такую ужасную смерть». Этот разговор ошеломил меня. Оказывается, смерть можно выбрать по своему вкусу. Сейчас, глядя на эту зеленую лужайку, я вдруг подумала, что если придется когда-нибудь умереть, ну вдруг, случайно (вообще-то у меня было ощущение, что я буду жить вечно), то самое лучшее — погибнуть в такой вот чудесной траве. Но тут я увидела, что в ней предательски прячутся пеньки, и расстроилась. Еще не хватало разбить голову о какой-то глупый пень. Пожалуй, самое лучшее — незаметно утонуть. Нужно заплыть на середину пруда, а потом перестать болтать руками и ногами. А вдруг не перестанешь? Силы воли не хватит? Или какой-нибудь дурак не поймет намерений утопающего и спасет его? И вот неудачливый утопленник заявляется домой: одежда прилипла к телу, с волос течет, зуб на зуб не попадает: «Здравствуйте, я ваша тетя». Я не выдержала и фыркнула.

— Ты чего? — спросила Наташа настороженно: она, как все круглые отличники, не любила, когда смеялись.

— Да так, ничего, — ответила я. — Читай, читай…

Так мы занимались три часа. А через три часа Наташа захлопнула учебник и сказала:

— Перекур. Пошли на велосипеде кататься.

— Ура! — закричала я, хотя и не умела кататься на велосипеде. И Наташа тоже подхватила: ура! И даже складка куда-то исчезла с ее лба. Как будто понимала: делу время, а потехе час. И вот наступил именно этот час — час потехи.

— Подержи калитку, — сказала Наташа и выкатила на зеленую лужайку свой зеленый велосипед. У всех были обыкновенные, черные, большей частью мужские, и так неудобно было перекидывать ногу через раму. А вот у Наташи — дамский, с красивой сеткой из цветных ниток, чтобы платье в спицы колеса не затянуло. И такой зеленый, как лягушка после дождя.

Наташа одернула платье, села и поехала вниз, под горку. А я побежала за ней. Обратно она не ехала, а шла, придерживая рукой увертывающийся руль.

Я, чтобы помочь ей, взяла руль с другой стороны, и так приятно было держать в руке горячую, чуть влажную резину руля, что я не удержалась и погладила другой рукой твердое кожаное сиденье. Наташа заметила это и сказала:

— А теперь ты поедешь. По очереди будем.