Зелимхан

Прислушиваясь и наблюдая за дорогой, Солтамурад

чувствовал, что временами его начинает клонить ко сну.

Когда на востоке показались первые проблески зари,

он приложил ухо к сырой земле, и в настороженной

дреме слух его, уловил легкие шаги и приглушенный

говор. Вскоре на тропинку в десяти шагах от него

вышли трое мужчин и женщина. В руках у того, что шел

впереди, была берданка, он держал ее дулом вперед.

Увидав Солтамурада, человек этот молча отскочил

назад и выстрелил. Стрелял он, видно, наугад, с испугу.

Пуля сорвала кору с дикой груши и с визгом ушла

в лес.

Выхватив кинжал, Солтамурад слепо ринулся

вперед.

— Аллах проклянет тебя, если убьешь! — крикнула

Зезаг, устремляясь к нему навстречу.

Но тут кто-тб из мужчин схватил ее за платье и

оттащил назад. Все они быстро укрылись за кусты.

Щелкнули затворы, и новый выстрел рванул тишину

леса.

Упавший Солтамурад, словно сквозь сон, слышал,

как близко от него булькала вода, принимая

осыпающуюся с берега гальку, трещали сучья. Юноша

поднялся и уже совсем далеко, на том берегу реки, увидел

мужчин, которые силой волокли Зезаг в лес.

Разрубленная на куски, словно саблей, бурным

течением горных рек и родников лежит многострадальная

земля харачоевцев. Спиралью поднимаясь на гребни

гор, оставляя внизу в глубокой лощине шум реки Хул-

хулау и горе людское, перебираясь через Андийский

хребет, вьется дорога, связывающая Чечню с

Каспийским морем.

Здесь, на берегу Хулхулау, в ауле Харачой стоял

каменный дом Гушмазуко, крытый черепицей. Это был

типичный, уже старый дом крестьянина тех лет, с

длинной открытой галереей, неприглядность которой

скрывали деревья, густо росшие во дворе. В ясную погоду

отсюда открывался прекрасный вид на Харачоевские

горы.

Сейчас деревья стояли оголенные, жалобно скрипя

под ветром. За деревьями, слева от сарая, можно было

разглядеть два десятка ульев. А там, дальше, за

покосившейся оградой, где в копнах лежала кукурузная

солома, помещался хлев. Он был пристроен к скале, у

самого подножия горы. Тут же бродила корова с

теленком. Корова эта была подарена Гушмазуко своей

невестке Бици — жене Зелимхана.

К вечеру пошел мелкий моросящий дождь. Корова

лениво жевала толстый стебель уже давно общипанной

ею кукурузной соломы, а теленок стоял рядом,

подрагивая от холода. Все в этом хозяйстве было ветхо, во

всем ощущалось отсутствие мужской руки. Даже стара-

тельной Бици многое тут было не по силам, и

единственное, что она могла — это держать в чистоте двор

и свежепобеленный дом. Так она старалась

сопротивляться бедам, которые продолжали обрушиваться на

дом потомков Бахо: не успели забыться поминки после

похорон старика, как умерла родная тетка Зелимхана,

и дом Гушмазуко снова погрузился в траур.

Опять сюда шли харачоевцы и люди из дальних

аулов, чтобы выразить свои соболезнования. Люди

молча подходили к Алихану — дальнему родственнику

Гушмазуко. Он сидел во дворе на потертом камне,

вставая навстречу пришедшим на тезет1.

— Ассалам алейкум, — обращался к нему старший

из вновь прибывших. — Просите у аллаха прощение.

Все присутствующие молитвенно протягивали перед

собой руки, старший из них читал доа, а остальные

шепотом повторяли «аминь».

Затем гости подходили к Алихану, жали ему руку

и говорили:

— Да сделает всевышний пребывание покойного

счастливым, а живых пусть наградит терпением.

Женщины на тезете не присутствовали. Войдя во

двор, они поднимали плач и проходили в отведенную им

для выражения соболезнования комнату. Там, рыдая,

они хвалили дела и поступки умершего.

Эти скорбные визиты продолжались две недели,

затем сразу наступало мертвое затишье: почти никто не

приходил в дом Гушмазукаевых, и Бици с детьми

осталась одна. Даже мать Зелимхана уехала к своим

родным.

Как-то вечером Бици пошла в лес собрать сухого

валежника. Когда она вернулась домой, пятилетняя

Муслимат и еще меньшая Энисат спали на глиняном

полу перед товхой3, положив кудрявые головки на

сырые поленца, а неподалеку от них, размотав ситцевые

пеленки и моргая круглыми черными глазами, в люльке

лежал совсем еще маленький Муги — сын Зелимхана.

Такое короткое имя дала своему внуку Хурмат — мать

______________________________________________________

1 Тезет — обряд соболезнования.

2 Доа (араб ) — заклинание, которое читается при обряде

соболезнования.

3 Товха — печь с широкой открытой топкой в доме чеченца-

крестьянина тех лет, нечто наподобие камина.

Зелимхана, отвергнув все двусложные и непонятные ей

арабские имена.

Войдя в маленькую комнату, Бици устало опустила

на пол вязанку хвороста и уложила дочек на нары,

положив им под голову потрепанную подушку. Затем,

присев к люльке, она дала сыну грудь. Бици сидела,

наклонившись над люлькой, и с грустью поглядывала на

слабый огонь в очаге, едва освещавший полутемную

комнату. Несчастная женщина перебралась сюда с

детьми из-за нехватки дров.

Все убранство комнаты говорило о крайней

скудости. В углу у стены были аккуратно сложены друг на

друга скатанные войлочные подстилки, ситцевые одеяла

и подушки, на полу перед товхой лежала порядком

потертая шкура лани, а у входа стояли медный тазик

и кумган, за дверью в углу приютился веник. Около нар