Зелимхан

— Куда же ты ходил? Раза три подогревала еду в

ожидании тебя, — ласково упрекнула Бици мужа и

поставила перед ним отварное мясо с галушками и

чесночным настоем.

Дети как сидели на бурке, так там и уснули.

— Накормила их? — спросил он вместо ответа и,

сн'яв с себя черкеску, укрыл ею детей.

— Конечно, накормила. Все ждали тебя, утомились

и вот уснули.

Ел Зелимхан очень вяло, без аппетита.

Чувствовалось, что он чем-то встревожен.

— Что же ты так плохо ешь? Может, мясо не

нравится? — спросила Бици. — Прими свое лекарство и

запей вот этим, — она поставила перед ним глиняную

чашку с горячим бульоном.

— Плохо мне от этого лекарства, — сказал

Зелимхан, беря чашку.

— Почему?

— Все только потею и с каждым часом слабею от

него.

— Тогда не пей его. Может, и так обойдется, аллах

смилостивится над нами.

Покончив с едой, Зелимхан взял «а руки сонного

Омар-Али, разбудил Мути и сказал жене:

— Возьми эту бурку, из пещеры ковер и иди за

мной. Лучше переберемся в более безопасное место.

— Все никому не веришь? — тихо сказала Бици.

Зелимхан не ответил, только взглянул на жену и

пошел в лес. Шагах в двухстах от пещеры у абрека

оказался уютный шалаш, крытый свежим сеном. Уложив

детей, он вышел навстречу жене, которая несла ковер

и бурку.

— Людям я всегда верю, Бици, — сказал ей

Зелимхан печально, — но ведь предатели — не люди. В этом

все дело.

Бици и так была огорчена своей неосторожной

фразой. Она молча вошла в шалаш, проверила, хорошо

ли укрыты дети, потом вышла и безмолвно

опустилась рядом с мужем, сидевшим на разостланной

бурке.

— Там, в Сибири, с нами было много ссыльных, —

сказала она после длительного молчания, — они

говорили, что скоро уберут царя и тогда все люди будут

жить свободно, а такие, как ты, окажутся © большом

почете...

— Со дня своего рождения слышу эти разговоры о

овободе народа. Я мало верю им, — холодно оборвал ее

абрек. Он положил рядом с собой винтовку и прилег

на бок.

Минуты две они молчали, слушая тишину леса.

— Бици, — вдруг заговорил Зелимхан дрогнувшим

голосом, — выслушай меня и исполни все, что я

скажу.

— Если позволит аллах, — откликнулась жена.

— Если вдруг меня не станет, из тех денег, что мы

собрали для поездки в Турцию, часть пошли своим

друзьям в Сибирь, чтобы они не голодали...

— Ты говоришь так, будто собираешься умирать, —

с тревогой перебила его Бици.

— Сон плохой я видел, — абрек слегка наклонился

к жене.

— Но ты же ие веришь онам.

— Нет, не к добру это, — вздохнул Зелимхан, — или

убьют меня или лихорадка затреплет...

— Ну что ты. Не надо, не говори так, — обняла она

его за плечи.

— Я бы рад молчать, да, видно, на то воля аллаха,—

сказал он, вглядываясь в лес. — Детей береги. Скоро

Муги станет большой и будет тебе помощником. Сделай

все, чтобы он не пошел по мо:им следам.

— Ну хватит об этом, мне и без того страшно, —

взмолилась Бици. Она не могла примириться с мыслью,

что ему, с такой прекрасной душой и сильным телом,

суждено погибнуть. «Нет, этого не может быть», —

твердило ей сердце.

А Зелимхан не слушал ее и все говорил, говорил.

— ...Построй домик, купи корову. Надеюсь, хорошие

люди помогут вам уладить наши кровные счеты. Да и

что спрашивать с вас — женщин и детей. Зачем

плачешь, глупая? Не плачь, тебе не идут слезы, — он

приласкал жену.

...Ночь была тихая. Будто охраняя их, звезды

глядели с глубокого синего неба, а лунный серп прилег на

самую высокую вершину.

Уставшая с дороги Бици немного вздремнула. Там

внизу, у дома Элмарзы, лаяла собака. Зелимхан еще

долго сидел, любуясь рассветом в горах. Затем,

разбудив жену, он сказал:

— Пора уходить, собери детей. Элмарза должен

проводить вас так, чтоб никто не заметил.

— Ты ведь веришь ему и как-нибудь придешь в его

дом? Нельзя же ночевать только в лесу.

— Ему верю и приду, — сказал абрек.

В ночной тишине где-то тоскливо ухнула выпь.

Неспокойно зашевелились птицы, дремавшие на ветках

деревьев.

В этот поздний час Элмарза пригласил Зелимхана к

себе на ужин.

Харачоевец сидел на грубо отделанном войлоке у

закрытого окна и, сотворив вечернюю молитву, тихим

голосом пел свою любимую песню о герое Балу,

который низверг жестокого черкесского князя:

Песня эта всколыхнула душу Зелимхана. Она

клокотала в нем, как воды Аргуна меж камней и скал,

шумела, как ветер, над горными вершинами. У абрека

даже перехватило дыхание. Если смерть не настигла его в

пещере Цонтароевских гор, если судьба из Ногайской

степи привела его снова .в родные места, значит, аллах

судил ему еще жить. Нет, он еще сядет в седло, еще не

раз, выхватив из ножен шашку, бросится на защиту

бедных и обездоленных...

Во дворе вдруг залаяла собака. Абрек сразу

оборвал пение и прислушался. Он попросил хозяина узнать,

что потревожило собаку. Элмарза послал жену, та

вернулась и сообщила, что на улице все спокойно. Через

некоторое время собака залаяла вновь, теперь она уже

захлебывалась от ярости, рычала и онова принималась

злобно лаять. Тогда во двор вышел Элмарза и долго не

возвращался.

— Что там могло случиться? — забеспокоилась

хозяйка, услышав глухой шум на чердаке. Она бросила

половник, которым собиралась вынуть из котла

галушки, и, тревожно взглянув на Зелимхана, выскочила во