Зелимхан

Люди готовились отметить праздник окончания ура-

зы. Хозяйки белили дома, прибирали в комнатах,

готовили праздничную одежду для мужей и детей. Отцы

обещали мальчикам, что завтра утром посадят их на

лучших коней, чтобы они веселой компанией понеслись

вдоль всех дворов, поздравляя взрослых с праздником

уразы.

В такой день веселятся даже те, кому и кутнуть-то

не на что. Веселятся потому, что так повелевает

всесильная вера в законы, данные Магометом.

Казалось, все в мире сулило сейчас только хорошее,

но на душе у Зелимхана было тревожно, и даже не с

кем было ему поделиться этой тревогой. Теперь он мало

с кем говорил о своих чувствах, предпочитал молчать и

настороженно прислушиваться. Он с горечью

вспоминал слова своей матери: «Ты лее ведь один, разве

выстоишь против целого света?»

Вот уже несколько недель знаменитый абрек,

послушавшись Шахида Борщикова, скрывался в лесу,

неподалеку от дома Элмарзы, на берегу Шела-ахк. Жил он

теперь, словно раненый зверь — больной, без крова, без

друзей, без родных, готовый из последних сил

броситься на нападающего. Тяжелый недуг отнял у него и

сильные руки и ястребиный взор, которым он так зорко

прощупывал когда-то ущелья, овраги, леса и поляны.

Сейчас Зелимхан полулежал на каменном ложе у

входа в пещеру и тихо напевал:

Песня смолкла. Харачоевец с каким-то особенным

исступленным восторгом всматривался в

открывающийся его взору пейзаж. Он всегда любил природу, но

никогда раньше она не казалась ему столь понятной и пре-

красной. А ведь всю эту красоту он постоянно видел —

видел, не видя. И только в эти последние дни он

духовным взором обнаружил свое единство с первозданным

Лаосом уходящей за горизонт грядой гор.

И как это они до сих пор прятались от него, эти

буйные травы и осенние цветы, тенистые долины, купола

гор и лесов, отливающие всеми оттенками зелени? Да,

конечно, раньше все это было лишь фоном, на котором

разворачивалась драматическая картина его

смертельной борьбы, или условиями страшной задачи, которую

нужно было поминутно решать и ответом на которую

были — его жизнь или смерть. Зелимхан мог назвать

здесь по имени любое жилье, холмик или дерево, зиал

каждую скалу и каждый ручей до самого горизонта. А

вот суровую красоту и мягкую прелесть этих долин —

все это он открывал впервые.

— К вам гости, Зелимхан, — услышал он вдруг

знакомый голос.

Раздвигая густую листву кустарника, на поляну

вышел рыжеволосый Элмарза. Лицо его светилось

счастливой улыбкой. Следом за ним шел Муги, который тут

же бросился в объятия отца. Бици с маленьким Омар-

Али на руках стояла, покраснев от смущения, не зная,

как ей быть: она не могла обнять мужа в присутствии

постороннего человека. Да и сам Зелимхан, так долго

мечтавший увидеть жену и детей, встретил их

по-мужски сдержанно, одной лишь улыбкой. Но по румянцу,

выступившему на его щеках, можно было угадать его

радость. Он ласково глядел на своих сыновей.

— Я пойду и покараулю там, внизу. А вы отдохните

и поговорите, — сказал Элмарза и ушел.

Бици усадила маленького Омар-Али на

разостланную бурку и, разговаривая с мужем, вынесла из

пещеры медную кастрюлю, помыла ее, наполнила холодной

водой и, бросив туда несколько кусков сушеного мяса,

поставила на огонь, горевший у входа.

— Ты любишь это блюдо, — сказала она, —

поэтому я специально привезла немного муки.

Пока закипала вода в котле, жена присела около

Зелимхана, взяв сына на руки. На ее сравнительно

молодом лице сейчас играл румянец, она была довольна и

спокойна. Маленький Омар-Али развлекал всех.

Широко открыв большие темно-карие глазенки, он с интере-

сом прислушивался к пению птиц и рокоту реки. Потом

это ему надоело, и он начал капризничать. Больше всех

им занимался Муш. То развеселит смешным словом, то

возьмет за ножку и пощекочет ее или покажет какую-

нибудь незнакомую вещицу, чтобы отвлечь внимание.

Зелимхан с нежностью посматривал на сыновей, не

подозревая, что старший из них через десять лет

погибнет в отряде рабоче-крестьянской армии, защищая от

врагов отца первое свободное государство трудящихся.

Младший же — Омар-Али — еще через четверть века,

работая в органах Советской власти, также отдаст свою

жизнь за интересы народа. Но мог ли сейчас предвидеть

больной абрек такое?

— Как вы устроились в Грозном? — спросил

Зелимхан у жены, снимавшей пену с кипящей воды.

— Хорошо, — ответила Бици. — Шахид Борщиков

нашел нам квартиру. Нас никто не трогает.

— А трудно пришлось вам в Сибири?

— Нет, не особенно, — сказала она. — Туда и

обратно везли на поезде, кормили тоже неплохо. — Бици

подлила в котел свежей воды и продолжала: — Там

много было ссыльных людей, все они такие добрые.

Была у меня там подруга — Валентина Михайловна, так

она больше меня заботилась о наших детях.

— Дада, она учила меня читать и писать

по-русски, — вдруг вмешался Муш. — А теперь в Грозном я

буду ходить в русскую школу.

— Это хорошо, — улыбнулся отец. — Значит, у

меня будет свой писарь, чтобы писать генералам и

царю.

— Я еще плохо знаю грамоту, — признался Муги.

— Вот выучусь и тогда напишу царю, чтобы он оставил

тебя в покое.

* * *

Зелимхан неожиданно встал и, взяв винтовку, ушел

в лес. Вернулся он, когда уже стемнело.