Зелимхан

— Земля? — полковник поднял глаза. — Только и слышишь здесь о ней, о земле! Разве мало ее у казаков? — Дубов вышел из-за стола и прошелся по кабинету. — Генералу сообщили об этом?

— Нет, не сообщили, ваше благородие, ждали вашего приезда.

— Ведь еще месяц назад я просил судебного пристава поехать туда и выяснить, в чем там дело, — вспомнил полковник, заметно успокаиваясь. — Оттуда поступали жалобы, что атаман лучшими землями наделяет своих родственников. А теперь чего ж ехать! — вздохнул полковник и, вернувшись к столу, опустился в кресло.

— Кто ж мог подумать такое? — вставил адъютант.

— Думать надо, всегда надо думать, господин капитан, — снова повысил Дубов голос, не поднимая глаз от бумаг в уже раскрытой им папке.

Капитан молча ждал распоряжений, с тревогой косясь на бумаги:

— А это что такое? — взревел полковник, потрясая бумажкой перед самым носом капитана.

— Ваше высокоблагородие, это тоже случилось вчера, на рассвете, — еле вымолвил адъютант, не слыша своего голоса и зачем-то пытаясь заглянуть в донесение из тюрьмы, которое видел уже десять раз. — Ночью звонили к вам на квартиру, трубку взяла ваша супруга...

— Супруга! — взвился Дубов. — Кто здесь начальник округа, я или моя жена?!

— Вы, ваше высокоблагородие, — козырнул капитан, — но супруга ваша изволила сказать, что вы устали с дороги...

— Дура, — тихо, но внятно произнес полковник. Он задумался, морща лоб.

— Как они ушли — со взломом или перебив охрану?

— Никого не тронули, Антон Никанорович, — отвечал уже немного оправившийся капитан. — Сделали под стеной камеры подкоп и ушли целой группой.

— Сколько?

— Четверо, ваше высокоблагородие. Саламбек из Сагопши, Бисолт из Шаман-Юрта, Дика из Шали и харачоевский Зелимхан, которого вернули с Илецкой каторги.

— Так Зелимхан из Харачоя ушел? — медленно, словно раздумывая, спросил Дубов.

— Да. Ушел.

Это последнее известие как-то странно подействовало на начальника Чеченского округа: он вдруг почувствовал, что по спине его пробежал холодок.

— Да, все это он, — будто разговаривая сам с собой, пробормотал полковник. — И надо же, за восемьдесят лет существования этой тюрьмы ни один арестант не бежал из нее! Видно, Чернов был прав в своих опасениях, — он почему-то взялся рукой за грудь, помолчал, потом, повернувшись к адъютанту, спросил: — В Ведено сообщили об этом?

— Тут же, ваше высокоблагородие.

— А в Шали?

— И туда сообщили.

С минуту Дубов молчал, видно, обдумывая, какие действия предпринять.

— Эти бандиты наверняка будут стараться пробиться в горы, — сказал он наконец. — Еще раз позвоните в Шали и в Ведено, узнайте, слышно ли там что-нибудь новое о них.

—Ваше высокоблагородие, разрешите...

— Говорите, капитан.

— Услышав, что беглецы задержались в ауле Старая Сунжа, наши собираются туда, — сообщил адъютант.

Дубов уперся в него строгим и требовательным взглядом.

— Кто едет?

— Начальник гарнизона с отрядом солдат.

— Передайте начальнику гарнизона, что отряд поведу я сам. Да солдат надо взять побольше. Необходимо самым тщательным образом прочесать аул и отрезать беглецов от лесистых районов.

* * *

Старосунженцы были крайне удивлены появлением такого большого количества солдат в своем ауле. По этому поводу ходили разные слухи: одни говорили, что они прибыли для охраны, начальства, приехавшего погулять у старшины, а другие уверяли, что их привел в аул след воров, ушедших с крупной кражей. Ведь солдаты окружили не только базар, но заняли все выезды из аула.

— Ну, отсюда они у меня не уйдут. Обыскать все дворы и дома, задержать каждого подозрительного! — распорядился Дубов.

Однако самые тщательные поиски в домах крестьян и на базаре ничего не дали. И кого только не было на этом шумном базаре: мелкие торговцы в разнос из персов и казы-кумыков, горские евреи с обувью из самодельной кожи, от которой на весь базар несло приторной кислятиной, аварцы и цумадинцы, приехавшие издалека на своих ишаках для покупки зерна, бойкие приказчики грозненских и урус-мартановских купцов с мануфактурой, торговцы скотом, зерном и луком, среди которых воровато сновали цыгане с назойливой просьбой «позолотить» руку. Самое же трудное для солдат заключалось в том, что все эти люди, толкавшиеся на базаре, уж больно походили на крестьян-чеченцев.

Солдаты, получившие приказ никого из подозрительных с базара, не выпускать, стояли, разинув рты, пожирая глазами жирные говяжьи и бараньи туши, висевшие в мясном ряду, заглядываясь на пестрые шелка и ситец, которые бойко отмеривали приказчики. «Эх, кабы послать отрезик хозяйке на платье!» — явно мечтали они.

Дубов издали наблюдал за офицером, который с пристрастием допрашивал показавшегося ему подозрительным горца на отличном породистом коне. В это время из соседнего двора вышел нищий, длинной палкой отмахиваясь от стаи злых собак. Нищий смело подошел к полковнику и нагло попросил милостыню. Едва он отошел, к Дубову протискался второй нищий, еще более бесцеремонно заклянчивший у него копейку.

Эти наглые приставания переполнили терпение начальника округа.