Читаем Зелимхан полностью

— О Зелимхане я, конечно, слышал, — холодно отвечал хозяин, — но разговоры о том, что он живет в наших местах, для меня новость. Думаю, что это просто ошибка, этого не может быть: здесь, в горах, каждый человек наперечет, и я все тут знаю.

Одноглазый сидел растерянный, не зная, продолжать ли разговор. Вдруг, словно осененный новой идеей, он спросил:

— А в этих краях есть старик по имени Зока?

— А как же, есть, конечно, — ответил пастух, — Зока — распространенное имя в горах. — Он улыбнулся в усы, но в глазах его не было ни искорки смеха. Заметив это, гость насторожился, единственный глаз его беспокойно забегал. Некоторое время гость сидел мрачный, будто проглотил кость, хотя хозяин проявлял по отношению к нему всю вежливость, которая требовалась горским этикетом.

Вошел юноша в коротком стеганом бешмете. Это был сын Зоки. Он принес гостю горячий жижиг-галныш с чесночным настоем.

2.

Тихий летний ветерок шелестел в густых кронах чинар. В ярких лучах солнца порхали бабочки, воздух был напоен запахом нагретых трав и цветов. Вокруг стояла тишина. Зелимхан, в голове которого теснились тяжелые думы, не замечал царившего в природе спокойствия. Он, который был уверен, что физическим истреблением носителей зла можно уничтожить все зло на земле, впервые задумался над тем: так ли уж верен этот путь?

Внутренний голос говорил ему, что он подошел вплотную к какому-то мрачному прозрению. Вот-вот упадет завеса, и его глазам вновь откроется вся громада зла, царившего в мире, и его подвиги, его дерзкая храбрость окажутся бессильными.

Только теперь он начал понимать, какая невероятная тяжесть ложится на плечи того, кто пытается преобразить эту угрюмую и беспросветную жизнь людей. Он задумался над тем, что ведь и деды его сошли в могилу, так и не одолев и частицы существующего зла, вынужденные изворачиваться и даже воровать, чтобы не оставлять в голоде и нищете своих детей. Кто сможет все это изменить? Он один? Но под силу ли это одному человеку? Он вспомнил свои первые беседы с Зокой и другими пастухами, которые просили, чтобы он повел их за собой. Но куда ему вести их, если он сам не знает другого пути, кроме убийства?..

А рядом с этими большими мыслями внимание его занимали и сомнения мелкие, порожденные веками сложившимися предрассудками.

...Зелимхан с женщинами в лесу! Что скажут люди, услышав об этом? На мгновение его обожгло стыдом от этой мысли. Капли пота выступили у него на лбу, и, поднявшись, абрек вытер бронзовое от загара лицо полой старой черкески. Но лицо это все еще сохраняло суровое выражение, и в глазах горел упрямый огонь. Он выругал себя за то, что взялся абречить с женщинами и детьми, но тут же задумался: «А куда же им деться без меня? Раз уж взялся бороться до победы — надо все выдержать!»

Зелимхан огляделся вокруг, и в этом взгляде появилась тревога, как у раненого волка, спасающегося от нового удара. Его взгляд ухватил все детали этого странного обиталища абрека: дремучий лес, посередине луг, покрытый пожелтевшим ковылем, на котором играют его дети. Словно впервые здесь, вдали от людских глаз, почувствовав свободу, они резвились, с криками бегая вокруг Бици и Зезаг, которые суетились над котлом у очага. И гнев абрека постепенно угасал, сменяясь теплым чувством нежности.

Вот и сбылась мечта Бици — быть постоянно с мужем. Она жила с ним в лесу, без крова и уюта, но для нее здесь было все: и кров, и уют. От этой новой жизни она распрямилась, помолодела, почувствовала такой прилив сил, что могла трудиться целыми днями, не зная усталости. Она посвятила себя мужу и детям: хлопотала по кочевому хозяйству абрека, приобрела для детей корову, ходила в лес собирать ягоды и сухие дрова, латала потрепанную одежду и находила во всем этом радость. Жизнь мужа, полная романтики и опасных приключений, опрокинула все привычные представления о быте женщины. Бици спокойно слушала рассказы Зелимхана об опасностях, и ее собственная жизнь уже казалась ей чем-то иным, не тем, чем нужно дорожить, наоборот, ее можно легко отдать, раз ее муж без малейшего трепета каждодневно рискует жизнью.

Сложнее было самочувствие Зезаг. Она всегда терялась при разговоре с Зелимханом. Этот человек, о котором шла такая грозная слава, пугал ее, и в то же время ей было радостно, что именно он, с его беспокойной и опасной жизнью, такой ей близкий и родной. Она знала, что ей, красивой и молодой женщине, нет более надежной опоры и защиты на земле. Она жила с этой неизменной верой, считая себя обязанной почитать его как святыню хотя бы потому, что встал он на опасный путь абрека из-за ее любви к Солтамураду.

Прошли годы, много тяжелого увидела Зезаг за это время и еще больше пережила, но юношеская любовь к Солтамураду никогда не остывала в ней. Она прочно хранила это чувство в своем сердце как глубокую и нежную тайну, никогда ни с кем не делясь своими переживаниями. Совсем недолгой оказалась ее жизнь с Солтамурадом, но у нее остался сын, и ему отдавала молодая женщина всю свою нерастраченную нежность.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза