– Даже ты, – кивает Вера, потом добавляет. – Я понимаю, ты соединил с ней сущности, и вы теперь одно целое, и тебе больно, но… подожди хотя бы полгода. Сейчас Лира спит очень крепко.
– Спасибо, – говорю. – Я рад, что помог вам. А теперь я пойду.
– Иди, водный мальчик. Иди, – кивает Повелительница Воды.
Я покидаю палатку, захожу в штаб Повелителей и прощаюсь с ними. Виктор жмёт руку, Повелительница Воздуха (так и не узнал её имя) гладит по голове, Виталик хлопает по плечу.
Потом держу курс в палатку к Володьке. По дороге многие оглядываются на меня. Пока я дохожу до палатки братишки, меня десять раз хлопают по плечу, семь раз просят дать пять, и даже три раза целуют в щёчку. А уж слов благодарности я выслушиваю массу. Я механически улыбаюсь, но мои мысли в другом месте.
В палатке встречаю тётю Свету, она собирается. Увидев меня, женщина хлопается на стул и качает головой.
– Никита. Господи, Никита, как же я тебе благодарна. Как же я люблю тебя.
Я ничего не говорю. Раньше, может, восторгался бы или противился, психуя, что погубил Володьку, но теперь я мудр, наверное, как сама Земля. Я просто слушаю. А тётя Света вдруг начинает плакать.
– Володька тебе жизнью обязан, – говорит она.
– Каким образом?
– Знаешь, он не первый раз на таком вот слёте. Он у меня слабенький, ты знаешь, как я боюсь всякий раз, когда еду с ним в лагерь? В прошлый раз уж думала, что не выживет он.
– В прошлый раз? – я хмурю лоб. – Я думал, что прошлый раз был сорок девять лет назад и Володьки тогда не было.
– Сорок девять лет назад было крупное вторжение, как сегодня. А мелкие происходят чаще. Два года назад было. Вовке тогда лет десять едва исполнилось. Все бегают, суетятся, ребята падают замертво.
– Пустяки, – качаю головой я и гляжу на Володьку. Я так надеялся, что он пришёл в себя, но он всё ещё без сознания. – Если так получилось, что я сильный, значит я должен выполнять своё дело.
– Пустяки? – вскидывает брови тётя Света. – Знаешь, сколько погибло детей во время прошлого МЕЛКОГО налёта Повелителя?
– Сколько?
– Четырнадцать! И трое обычных взрослых. А в этот раз сколько умерло?
– Да, кстати, сколько было пострадавших? – спрашиваю я, впервые проявив интерес.
– НОЛЬ! – восклицает тётя Света. – Все живы, благодаря тебе!
– Я рад, что хоть на что-то способен, – кротко улыбаюсь. – Но всё же, Лира пострадала.
– Она не умерла, – качает головой тётя Света. – Она на первом уровне. Спит. Она для этого и была вызволена.
Мне не нравятся слова тёти Светы, и я говорю:
– Можно мне поговорить с Володькой один на один?
– Конечно, – женщина встаёт. – Я тут собираюсь постепенно. Перевезём Володьку домой. Думаю, он придёт в сознание уже завтра. Заходи к нам.
– Обязательно, – улыбаюсь я, и тётя Света внимательно смотрит на меня, застыв на месте.
– Что-то мне не нравится твоя улыбка, – говорит она.
– Почему?
– Потому что губами ты улыбаешься, а глаза такие грустные-грустные.
Я растерянно бегаю взглядом и пожимаю плечами.
– Наверное, я от всего этого устал, – вздыхаю.
– Тебе надо отдохнуть, – говорит тётя Света и выходит из палатки, а я сажусь на колени перед раскладушкой. Володька дышит ровно. Его глаза закрыты, рот чуть приоткрыт, зато бледности меньше и губы не такие бесцветные.
На нём всё те же коричневые штаны, а торс весь обмотан бинтами. Я прикасаюсь ладонью к животу, в области раны. Потом к плечу, к руке. Да, Володька уже скоро очнётся. Раны почти затянулись.
– Ну вот и всё, – шепчу я и улыбаюсь теперь искренне. – Братишка, мне пора. Сражайся до последнего. За Природу! За поделку ещё раз извини. Теперь уже по-настоящему прошу прощения, от сердца. Ты её восстановишь. Она станет такой же как и прежде. Может, завтра свидимся. А если не свидимся… на всякий случай… – Я несильно ерошу Володьке волосы. – Прощай.
Я выхожу из палатки, тётя Света в это время разговаривает с какой-то женщиной. Не видит меня, а я двигаюсь к западной оконечности лагеря.
На выходе меня встречает алюминиевый сейф. Он перепичкан сотовыми телефонами, синтетической одеждой, там же и моя, кстати. Но мне совсем не хочется её доставать. А почему алюминиевый? Наверное, потому, что алюминий – это чистый природный материал. Но он же такой непрочный. Золото, например, прочнее, хотя… сколько будет стоить и весить золотой сейф?
Я улыбаюсь.
Отворачиваюсь от лагеря. Передо мной живая Природа. Деревья, благодарные мне, Трава, поющая мне оду.
Я ступаю в её открытое лоно.
Я иду домой.
Слой облаков превратился в сито, через которое время от времени пробиваются солнечные лучи. Уже вечер и становится холоднее. На тропинке по дороге домой мне никто не встречается, я забываю о существовании людей, слушая только голоса детей Природы.
К дому я подхожу, когда уже смеркается. Я замираю у калитки, во мне играет страх, который заставляет стоять вросшим в землю пару минут и глядеть в окна дома моего детства, где уже загорелись яркие огни.