В прихожей я снимаю с крючка салатовую кепку и рассматриваю её. Она такая старая, что даже кажется мудрой. На боках козырька чуть протёрлась ткань, углы немного тёмные от пыли и грязи.
Улыбаюсь и надеваю её. Выхожу на крыльцо. Двор утопает во тьме, ветерок пытается пробрать до костей. Я останавливаюсь у столба-перекладины крыльца и снимаю с шеи амулет воды.
– Извини друг, а тебя брать опасно.
Я вешаю амулет на скрюченный гвоздик. Он напоминает палец Тёмного Повелителя. Я вздыхаю. В этой местности на первом уровне Тёмный сейчас негодует. Готовый убить любого и каждого.
Но шанс есть. Об этом даже Повелительница Воды говорила. Я опускаюсь с крыльца. Немного размышляю. Нащупываю в душе пустоту, и ложусь на спину.
Звёзды.
Привет.
Вы тоже сбиваетесь в созвездия, как и мы. Или это мы у вас содрали идею?
Улыбаюсь, закрываю глаза и перехожу на первый уровень. Во тьму.
Уши тут же разрезает металлический скрежет, заставляющий меня открыть глаза. Те же окрестности. Чернота и ничего больше. Ночью даже серого пятна солнца нет. Но прямо надо мной закручиваются вихри и смерчи чернее самой черноты. В них я чувствую сущность Повелителя.
Осторожно, двигаясь не особо резко, сажусь и оглядываюсь. Поначалу ничего не вижу и боюсь, что Повелительница Воды ошиблась, но видимо, всё дело в кромешной тьме.
Сквозь толщу черноты вижу серое мерцание. Словно каракатица подползаю к глыбе и прислушиваюсь к неистовству Повелителя над головой. Я пытаюсь украсть конфетку из-под носа льва. Если он заметит, то я не смогу мгновенно вынырнуть обратно. Амулет висит на крыльце пятого уровня.
Но меня не замечают, тогда я обращаю внимание на глыбу перед собой. Касаюсь её головой. Лира. Такая безмятежная, крепко спящая, красивая, как никогда.
Если метать с закрытыми глазами дротики в цель, в один из миллионов бросков попадёшь в яблочко. Столько же у меня шансов вытащить отсюда Лиру. Я вновь обхватываю её сзади чёрными щупальцами рук и ног, и понимаю, что не хочу двигаться, не хочу уходить от неё. Даже здесь я чувствую запах берёзы, который от неё исходит. Теперь даже острее.
Это моя родная Лира. И сущность стала прочнее. Мы снова слиты. Так должно быть. Так написано по сценарию. И если маме я ничего не успел сказать перед уходом, то Лира жива, она передо мной.
Спрятав лицо в тени её шеи, шепчу:
Послесловие
Это произведение я написал за четырнадцать дней, пока отдыхал на море. Как там сказала мама моего племяша: у каждого свой курортный роман. А вообще, я хочу рассказать, как всё так ненароком получилось.
Я посвятил эту книгу племяннику Максиму не зря. Если ты будешь читать эти строки, когда подрастёшь, знай, появление этой книги – твоя заслуга. Рождение Максима было очень сложным, он долгое время оставался в больнице, где врачи в ординаторской играли в монетку:
И вот я уезжаю на море, не собираясь писать ничего нового. А уж тем более
Знаете, идеи иногда рождаются, чтобы стать хорошей историей, а иногда рождаются, чтобы умереть. Я думал, что эта идея умрёт. Я ничего не смогу вытянуть из столь короткого смысла. Ну дети, ну Природа. Я будто вытащил в этот мир слабый плод и теперь теребил мозги, как сделать из него дерево.
Она появлялась в моей голове раза три, и всегда отступала, потому что я не в силах был добавить хотя бы один штрих к уже имеющемуся предложению. Это случилось на второй день отдыха. Я подумал о салатовой кепке и имени Никита. Они не давали мне покоя первый день отдыха, первую ночь. А на вторые сутки, жарясь под нещадным солнцем Чёрного моря, я получаю СМС. И вот тут начинается…
Мне пишут, что Максимку выписали, и он дома. Я никогда не думал, что буду так радоваться и что эта новость так изменит моё тогдашнее состояние. А дальше всё пошло по накатанной. Каждый день мне писали, что ребёнок жив и здоров, что ему сейчас костюмчик вяжут. А где-то параллельно, другой мальчик Никита сражался со стихией на корабле, говорил с Морем и пел песнь Природы.
Если бы с той же скоростью, с какой я построил идею