Зелёные Созвездия

Наконец, я вхожу во двор и двигаюсь к крыльцу. На середине пути спотыкаюсь и на секунду останавливаюсь. Она тут. Сидит прямо здесь на первом уровне. То ли я её чувствую, то ли наша общая сущность притягивает друг к другу физические тела.

Миновав три ступеньки крыльца (средняя скрипит), я заношу костяшки пальцев над дверью и замираю. Когда откроется дверь, возможны две реакции. Либо все кинутся в слёзы, либо меня выгонят. Я уже знаю, какая из двух последует, но всё равно растерян. Видимо, ещё не до конца повзрослел.

Стучусь.

Мне обо всём рассказывают торопливые шаги, которые несутся к двери из глубины комнаты. Нервно щёлкает замок, привычный свет бьёт в лицо, на пороге силуэт деда, а потом меня обхватывают его руки.

– Я знал! – приговаривает он. – Я знал, что ты вернёшься, Никитушка.

***

Мы сидим за столом в кухне и пьём чай. Они – чай. Я – кофе. Бабушка уже выплакала все слёзы, и теперь суетится с чайником, на столе появляется чашка с печеньем.

Дедушка сложил руки у губ и смотрит на меня жалобным взглядом. Его строгий изгиб бровей иногда выдаёт что-то по-настоящему тёплое, как сейчас.

– Где ты всё это время был? – спрашивает он.

– На склоне. В лагере зелёных, – отвечаю я, отпивая кофе.

– Я так и знал, – кивает дед. – Я не пошёл туда потому, что подумал, что у вас там какие-то свои серьёзные темы.

– Ну… – я задумываюсь. – Так и было.

Дед Толик вздыхает и отпивает чаю. К нам присоединяется бабушка.

– А одежда где твоя, Никитушка? – спрашивает она.

– Это… тоже оттуда, – коротко отвечаю я. – Сложно объяснить. Вы заявляли в полицию?

– Баба Даша заявляла, – говорит дедушка. – Она очень суетилась тут. Завтра позвоню ей и скажу, что ты вернулся.

– Она всё ещё настроена забрать меня? – усмехаюсь и протягиваю руку за крекером.

– Конечно, – кивает дед, а потом долго думает. Я вижу, что слова даются ему с трудом. – Но знаешь… – произносит он. – Мы подумали, что тебе необязательно жить у неё. Оставайся у нас, если хочешь. И знаешь что, ты уж прости меня, старого, за то, что наговорил тогда.

Да, такие слова моему суровому деду даются действительно с трудом. И вдруг я знаю, что хочу ему рассказать.

– Я… я видел Лиру, – говорю.

Дед смотрит на меня исподлобья.

– Тебе, может, будет сложно это понять, но она сейчас младше меня. Совсем такая, как тогда, когда училась с тобой в школе. Вообще-то, она спасла меня. Если б не она, то я бы не вернулся.

Дед долго смотрит перед собой, ничего не говоря, а потом вдруг начинает плакать.

– Вокруг творится что-то невообразимое. И ты во всё это втянут. А мне так тяжело. Никита, не уходи жить ни к какой бабе Даше. Когда ты исчез, я понял, как нам тяжело без тебя. Пока ты в моём доме, ты будешь напоминать мне её. Мою дочь. Оставайся.

Бабушка начинает плакать в унисон деду. И мне становится неуютно. Я беру их за руки и вру:

– Я обязательно останусь с вами.

***

Когда бабушка разогревает мне ужин, я поднимаюсь наверх. На второй опустевший этаж, который теперь весь мой. На секунду я останавливаюсь в коридоре у двух дверей друг против друга: моей и маминой комнаты. На обоях засохшие кровавые отпечатки моих ладоней.

Их силуэты болью отражаются во мне.

Я иду в комнату. Потом захожу в ванную. Вот и Резиновая Утка, которая не кажется теперь страшной. Возникает непреодолимое желание принять душ. Как давно это было?..

Я всё же поддаюсь.

После душа оборачиваюсь в полотенце и падаю на кровать. Моя родная комната, которая теперь потерялась в огрызке жизни. И держится наплаву только благодаря дедушке и бабушке. Я вдруг понимаю, что не люблю их, как бы стыдно это ни звучало.

Когда я переодеваюсь во всё чистое, внизу зовёт голос бабушки. Готов фасолевый суп. Она сварила его не на мясе. Надо попробовать…

***

Ночь.

Дом погружается во тьму.

Бабушка и дедушка спят.

Я не сплю. Лежу поверх покрывала одетый и вычисляю момент. И когда мне кажется, что он настал, встаю и зажигаю настольную лампу. Слёзы дедушки вечером заставили меня задуматься, поэтому я решаю оставить записку.

Расправляю тетрадный лист, зажимаю ручку. Надеюсь, дедушка тоже плохо знает русский, а в полиции не будут смеяться над моими каракулями, в конце концов, по русскому у меня всего лишь тройка. Я пишу:

Дедушка и бабушка я люблю вас. Но мне нужно уйти. Если вы утром будите читать это письмо значит я не вернулся. Я знаю что без меня вам будит тоскливо, но на мне лежит ответственость за многие вещи в Природе. Я не умер. Мне не плохо. И не расказывайте об этом полиции. Я ушёл туда куда обычные люди не доберутся. Тёте Даше тоже не показывайте записку. Пусть и дальше ищет меня со своими полицейскими. Может быть мы ещё увидимся. Я всегда буду помнить про вас.

Никита

Перечитав записку несколько раз, я положил её у компьютера, потом посмотрел в тёмный монитор. Как же мне теперь противна эта машина, которая когда-то была частью моей жизни, если не центром.

Ну вот и всё.

Я спускаюсь вниз по мрачной лестнице. Третья, пятая и седьмая ступеньки скрипят, поэтому, я их на всякий случай перешагиваю. На мне джинсы, рубашка, олимпийка, не замёрзну, думаю. Но не хватает главного атрибута!