Зелменяне

Но и ее смерть имела свои достоинства: во-первых, она своей кончиной никому не причинила огорчений; во-вторых, она это дело свела к сущему пустяку. Просто короткий вздох человека, которому надо наконец отдохнуть, и, если в ней еще и теплился какой-то остаток души, надо полагать, что он в ту минуту вышел из нее, как выходит из трубы остаток дыма.

Несмотря на это, в реб-зелменовском дворе существует мнение, что и тогда еще была возможность продлить бабушке жизнь и, мол, стыд и срам, что ей ли умереть прежде времени.

Такого мнения придерживается, например, молчаливая женка дяди Фоли, которая, после того как наплодила детей, вдруг обрела дар речи.

Женка Фоли указывает на особые причины смерти бабушки Баси.

Послушать ее — так выходит, что бабушка ушла из жизни не естественным путем, а упала со стола, что для старого человека подобно падению с десятого этажа.

Женка дяди Фоли рассказывает:

Бабушка всегда любила малость выпить, особенно под старость. Так вот, она обычно лежала у себя в постели и тянула что-то из большой черной бутылки.

В ту ночь, то есть в последнюю ночь своей жизни, она слонялась впотьмах по дому, заглядывала в ящики, покуда не влезла из последних сил на стол, открыла дверцу шкафа и долго сосала из пузатой черной бутылки, которую реб Зелмеле не успел, видимо, опорожнить до дна.

Потом она упала со стола и скончалась.

Бабенка дяди Фоли рассказывает об этом с мрачным упорством и, конечно, не без умысла: эта злоязычница хорошо знает, что ее выдумки никому здесь не делают чести.

Тетя Малкеле молчит, она только качает головой:

— У врунов всех мастей язык без костей!

А дядя Ича говорит просто:

— Сукина дочь соврать не прочь.

* * *

И еще несколько выдающихся зелменовских смертей должны быть записаны для поколений.

Был такой Зелменов по имени Бендет. Он жил неподалеку, в селе Криженицы, и умер не по-человечески. Дело было зимой, и дядя Бендет треснул на морозе, как доска.

Тетя Неха, жена Бендета, после этого со страху перебралась в город. С тех пор она стала задумываться над бренностью человеческого существования и подружилась поэтому с тетей Гитой.

Любопытной смертью умер здесь один меламед… К тому времени жены его уже не было в живых, вот он и говорит своим ученикам:

— Дети, идите домой и скажите родителям, чтобы они плату за учение прислали моей дочери.

— Почему дочери? — спросили дети.

— Увидите почему!

Когда дети ушли, он умер. Родители детей благородно обошлись с умершим меламедом и отослали причитающиеся с них деньги его дочери. Она и есть та самая Эстер, которая занимается списыванием прописей, и она же подруга тети Гиты.

Ну а то, что сам двор умирает? Что крыша у дяди Юды обрастает зеленым мхом?

Да, он помаленьку умирает, этот реб-зелменовский двор. То отомрет бревно, то стена, то чердачная стропилина.

* * *

Тяжелый конец постиг бедняжку дядю Зишу. Дядю Зишу смерть подрубила топором под корень. Дядю Зишу смерть швырнула лицом в грязь. Он тогда растянулся во дворе во весь рост, так что всем стало жутко, на всех повеяло кладбищенским ужасом.

Это была последняя жестокость со стороны дяди Зиши.

Но хуже всего то, что он после себя оставил во дворе запах лекарств. Потом отовсюду полезла всякая хворь. Даже у дяди Фоли стал болеть зуб.

Особенно отличилась Соня дяди Зиши — вся в своего великого отца, она пошла по тернистому пути обмороков и выискивания в себе еще не обнаруженных болезней.

Снова о Соне дяди Зиши

После смерти дяди Зиши Соня стала чаще полеживать в кровати. Павел Ольшевский, этот преданный муж, посылал ей из Наркомзема, где он работал, врачей на дом.

Во дворе считали, что она болеет из женского кокетства и, быть может, от хорошей жизни, поэтому смотрели на это одобрительно.

Но со временем она дала всем понять, как когда-то ее отец, что она болезненная и что это у нее не пройдет. Она заявила о том, что у нее жаба, и стала падать в обмороки.

В ее обмороках была особая прелесть, тихая, за душу хватающая грусть. У Павла Ольшевского это всегда вызывало такое чувство, что вот-вот он потеряет свою жену. Поэтому, думают, она и падала в обморок главным образом у него на глазах, что, с другой стороны, вызывало сомнение в истинности ее болезней.

Дядя Ича, хотя ему хватало своих забот, всегда, после того как узнавал об очередном ее обмороке, ходил по двору и пожимал плечами:

— И выдумает же человек!

Соня дяди Зиши работает в Наркомфине. По правде говоря, там, в учреждении, не слишком верят в то, что ее жаба должна отнимать столько рабочих дней. Кстати, Соня дяди Зиши, убедив самое себя, еще не убедила врачей в своей странной болезни.

Такое отношение врачей, в свою очередь, стоит ей много здоровья, но она все же надеется когда-нибудь встретить на своем тернистом пути такого профессора, который ее поймет и установит наконец, что у нее жаба.

Пока понимает ее один только муж.

Павлюк со временем приноровился к тому, как ее лечить: он лечит ее психологией.