Перед тем, как покинуть келью, министр совершил своего рода преступление — на цыпочках подошёл к столу, выдвинул верхний ящик и вытащил из него прикрытый бумагой бластер. Оружие было замечено Октавианом ещё тогда, когда Председатель искал «Положение». Написав союзнику записку с двумя словами: «Одолжил. Верну», министр так же на цыпочках приблизился к двери, выключил свет и с бесшумностью кошки выскользнул в коридор.
Спрятав бластер под пиджак, чтобы никакой случайный встречный его не увидел, сэр Октавиан двинулся к тюремному отсеку горного города. От предвкушения самосуда его трясло, от ликования — распирало. Никогда ещё он не чувствовал себя таким властным, свободным, «вершителем судеб», как сейчас, прижимая оружие предплечьем к туловищу. Он шёл чуть ли не вприпрыжку, улыбался и наверняка жалел, что никто не видит его радость. Продвигаясь с той же скоростью, он быстро добрался до цели и остановился перед такими же громадными, как в бункере Комитета, решётчатыми воротами, запертыми на ночь. Тяжёлый навесной замок сначала ввёл его в ступор, но он тут же спохватился и расстрелял эту преграду из бластера, заодно успешно протестировав своё оружие.
Свет в новой тюрьме Фейриса второго включился автоматически, отреагировав на резкие движения крупного объекта. Министр, как мог, успокоил сердцебиение и дыхание, взял бластер на изготовку и оглядел помещение в поисках содержащегося здесь генерала Земледельцев. Пленник нашёлся быстро — он спал, громко храпя, на двух составленных диванах в дальнем конце зала. Чтобы разбудить его, Октавиан решил не заморачиваться и просто пальнул в воздух прямо над ухом генерала. Это сработало. Фейрис второй вскрикнул, вскочил на диван с ногами и, щурясь от света, сразу занял боевую стойку. Министр рассмеялся, на всякий случай отошёл на несколько метров назад и позвал пленника по имени.
— Здравствуй, Октавиан… — сказал генерал, распознав его голос и знакомый расплывчатый силуэт, но пока ещё не привыкнув к свету и не разглядев у него в руках оружия. — С чем пожаловал? Хотя, глупо ждать от революционера твоего ранга чего-то… доброго…
— Ты что, всё ещё спишь? — удивился министр. — Ну-ка, что это? — спросил он, вытягивая вперёд руку с бластером.
Сонный генерал уставился на оружие, как баран на новые ворота, но потом, похоже, окончательно пришёл в себя. Увидев бластер, он тут же осознал, что Октавиан пришёл к нему вовсе не с «дружеским визитом» или допросом — он пришёл его, ни много ни мало, казнить. Это осознание ударило по нему, словно молния. Фейрис второй издал стон, похожий на предсмертный рёв дикого зверя, потёр глаза, сел, потом сразу встал, поправил на себе одежду, пригладил волосы и сложил руки по швам.
— Пли, — резко скомандовал он, смотря министру прямо в глаза и выражая в своём взгляде всю боль, горечь, бесстрашие и безучастность обречённого на гибель.
Октавиан поставил палец на курок и прицелился генералу ровно в центр лба.
— Передавай привет брату! — посоветовал министр с довольным лицом. — И отцу! И жене брата… тоже передавай!
— Спасибо, что разбудил. Было очень приятно перед смертью услышать твой голос, — с иронией, улыбаясь, произнёс генерал.
— Убить тебя, чтобы ты сам этого не понял… было бы не интересно! — усмехнулся Октавиан.
Крючок спуска плавно потянулся назад…
— Стой-стой-стой, подожди! — внезапно вскрикнул Фейрис второй, замахав руками.
— Чего ещё? — насторожился министр, не опуская бластер.
— Я имею право… на последнее желание?
— Если его можно исполнить, не выходя за пределы этой комнаты.
— Хм… Чисто… теоретически… Это возможно…
— Да говори ты уже! — нетерпеливо крикнул Октавиан.
— Желаю, чтобы министр внутренних дел расы неоатлантов подох самой жуткой смертью! — выдал генерал Земледельцев и дико расхохотался. — И как можно скорее!
— Да уж. Оригинально.
Курок щёлкнул, пружинка дзинькнула, бластер сработал. От сгустка плазмы было не увернуться. Фейрис второй замер, обмяк и грохнулся на пол…
Свершив расправу над генералом Земледельцев, сэр Октавиан покинул горный город, отыскал в лесу нужную тропинку и вышел на пляж, где его ожидали личный звездолёт и в нём дроид-водитель. Метров за тридцать от корабля в глаза ему внезапно бросились чьи-то следы на песке. Они вели до самого звездолёта и обрывались на его спущенном трапе. Министр мысленно упрекнул себя за то, что не закрыл дверь, и на всякий случай положил руку на бластер, заткнутый за ремень брюк. Тут в глубине корабля что-то зашевелилось. Октавиан выхватил бластер, ожидая, по меньшей мере, покушение, но из-за поворота на трап, а потом на землю медленно сошёл Председатель, от чего-то очень угрюмый.
— Ох, это вы! — оторопел министр, чуть ли не дрожа под его немым укором. — Вы же у себя спали!
— Верните бластер, — сердито потребовал глава Комитета.
— Что?.. — Октавиан аж вспотел от чувства стыда и разоблачения.
— Когда он удаляется от меня больше, чем на триста метров, мне приходит звуковое оповещение. В мою келью за последние двадцать лет не заходил никто, кроме вас. Верните бластер! — повторил Председатель грозно.