Земледельцы

Суть того закона, который открылся Кузьмину в Монголии, состояла в том, что сила, мощь, будущее в эволюции органического мира — в его постепенном избавлении от рабской зависимости, холопского подчинения, слепой угодливости внешней среде. Чем меньше живой организм зависит от капризов окружающих условий, тем удачливее судьба его и его потомков. Победоносное шествие видов в органической эволюции через тысячелетия — это история борьбы за наибольшую независимость, за наименьшую зависимость от условий среды.

Наш далекий предок был морским животным. Он больше зависел от капризов и условий среды хотя бы в том, что температура его тела зависела от температуры морской воды. Стал ли наш предок более независим, когда он выбрался из моря на сушу? Конечно. Ну, хотя бы в том, что он получил возможность существовать в большем диапазоне температур. Ибо внешняя среда — теплая морская вода — стала в процессе эволюции его внутренней средой: теплой кровью, температура которой у нас, положим, всегда 36,6 градуса — и при пятидесятиградусной жаре в Каракумах, и при пятидесятиградусном морозе в Антарктиде…

Вершина органической эволюции — человек добился удивительного успеха по сравнению с другими видами именно благодаря тому, что смог свести до минимума свою зависимость от среды.

Биологу, да еще селекционеру, понимание этого закона нужно, как хлеб насущный. Селекционеру, труд которого в силу известных обстоятельств заставляет его отрешиться от большинства жизненных радостей ради величайшей радости создания неведомого миру организма, ложный идеал может стоить напрасно прожитой жизни.

Если бы Кузьмину суждено было стать селекционером не в краю с экстремальными условиями полеводства, где природа не прощает малейших ошибок, знание этого закона, ставшего основой его мировоззрения, может быть, было бы не в такой степени необходимо. Но Кузьмин оказался на земле, на которой нельзя было работать наудачу. Как сказано, тут часто приходилось не о размахе мечтать, а о простом сохранении исходного материала. Тут, если уж воспользоваться аналогией, приходилось часто работать, как саперу, которому позволено ошибиться один только раз.

Монголия открыла Кузьмину любопытную вещь. Суровейший континентальный климат. Снег не тает, а испаряется, мясо не протухает, разница температур на солнце и в тени равна разнице между летними и зимними — все это условия внешней среды, объясняющие кочевой образ жизни скотоводческого населения, питающегося одним мясом и не знающего, что такое кусок печеного хлеба. Но в этих же условиях часть населения, пусть небольшая, все же живет вне единства со средой, вопреки «требованиям» среды сеет пшеницу, ячмень, горох, овес, даже кукурузу. Правда, противление единству со средой далось нелегко. Не дает среда осадков — применили полив. И сорта сельскохозяйственных культур вывели особенные, не зависящие от капризов погоды и прочих явно несельскохозяйственных условий здешнего края.

Пространствовав уже год, как-то осенью экспедиция приблизилась к северным отрогам Монгольского Алтая. Около озера Бэгэрнур путешественники увидели жатву пшеницы. Монгольские жнецы, вооруженные серпами, похожими на короткие косы, валили хлеб. Женщины грузили его в корзины и на быках отвозили на своеобразный ток: заброшенные поливные поля-площадки, гладкие и твердые, как асфальт. На одной из таких площадок сидел старик монгол, окруженный ворохом свежеубранной пшеницы, и тщательно перебирал стебли, сортируя их.

Монгол не знал, что, разделяя направо — налево крупнозерную и мелкозерную пшеницы, занимается селекцией. Но, наблюдая за его работой, нетрудно было сообразить, какими неограниченными творческими возможностями обладает метод отбора, если позволяет выделить растения, пренебрегающие жестокими условиями бытия, и прийти к выводу, что всегда можно найти особи с феноменальными свойствами, бросающие вызов кажущимся непреодолимыми условиям среды.

Монголия научила: нет невозможного. Нет единства, а есть борьба, в которой либо организм побеждает среду, либо погибает. И задача селекционера — вооружить живое необходимыми ему в этой схватке качествами. Только и всего.

Позже, будучи научным сотрудником ВИРа, Кузьмин выезжал на север посмотреть, какие культуры там разводят. Выросший в Заволжье и привыкший к белому хлебу, Кузьмин удивился, что у крестьян-северян белый хлеб — редкость.

— Что же вы, люди, пшеницу не сеете?

На Кузьмина посмотрели, как на ученого чудака, но вежливо ответили:

— Не родит она тут.

Но Кузьмин до приезда сюда по вавиловскому правилу изучил историю местного земледелия по архивам:

— Как не родит, когда у помещиков урождалась?

— Помещики павлинов и цесарок тоже разводили.

Ответ был крестьянский: пусть неверный, но здорово сказанный. На Кузьмина он, однако, не подействовал. На сортоучастке под Новгородом Кузьмин заложил опыты по проверке писаревских тулунских сортов пшеницы и доказал, что «исконно» ржаные края, если не посчитаться с «велением» среды, можно превратить в пшеничные.