Земледельцы

…Я не знаю, насколько я, так сказать, смог принести пользу в области селекции растений. Говорят, что некоторая польза есть. И если есть такая польза, то, с моей точки зрения, она заключается главным образом в разработке методологических, теоретических вопросов для селекции. Наши селекционеры, они делятся на две группы, по моему мнению. Одни просто с готовыми рецептами подходят к растению и его стараются реорганизовать, реконструировать таким образом, чтобы оно стало лучше. Не задаваясь никакими, так сказать, предварительными изысканиями. А я вот, следуя, так сказать, школе Вавилова, прежде всего изучал растение. И вот здесь, вот, в Казахстане, я изучал климат, почву изучал, хозяйственную обстановку, изучал реакцию растений вообще, реакцию растений на эту обстановку. Затем я создавал себе определенный план: какие именно признаки у растений надо реконструировать для того, чтобы оно больше подошло к местным условиям. Изучал, так сказать, законы изменчивости, наследования этих признаков. И только после этого я уже направленно подходил к растению, его разными способами переделывал: путем скрещивания, подбора исходного материала родительского для скрещивания, его воспитания путем отбора в местных условиях по определенным, известным мне признакам: физиологическим, биологическим и прочим.

Таким образом, я не просто как техник подходил к растению с готовыми рецептами, а, вот, по возможности широким планом: предварительно — исследование растения, условий, так сказать, проектирование, а потом уже сама реконструкция растения. И мне так кажется — пусть люди так по-другому понимают, — если у нас получились, вот, некоторые результаты работы здесь, то я именно этому обязан, что не просто технически подходил к растениям, знаете, так это: «Давай, валяй, смешивай, и что получится или что не получится». А сознательно, направленно, планово. Я считаю, что это, так сказать, результат, вот, моей подготовки работы во Всесоюзном институте растениеводства. Вот такой подход. Ну мне нельзя, так сказать, сказать, чтобы люди — селекционеры, — работающие после подготовки в других местах, вузах и так далее, действовали иным способом. Некоторые из них тоже стремятся к этому. Но не всегда. Это, так сказать, удачно получается».

После этих теплых воспоминаний о ленинградском периоде своей жизни, о Ленинграде Валентин Петрович в той же стенограмме вдруг произносит: «Я не люблю этот город туманный, холодный».

Может, причина в том, что он от рождения привык и весь зрелый возраст провел под ясным степным небом с почти не заслоняемом облаками и туманами летним и зимним ослепительным солнцем?

Но воспоминание согретой души — это воспоминание о солнце в «туманном, холодном» городе. Этим солнцем для него был, конечно, Вавилов.

Из Монголии в Петроград Писарев и Кузьмин возвращались порознь. Писарев задерживался в дороге: он посоветовал Кузьмину, чтобы не заблудиться, идти с Московского вокзала прямо по Невскому, ориентируясь на шпиль Адмиралтейства, до поворота на Исаакиевскую площадь, близ которой стояло здание ВИРа.

«Переночевал на Московском вокзале, Николаевском в то время. И, значит, поутру пришел в ВИР. Сразу в подъезде меня остановил швейцар, кажется, Матвей Иванович его звали, и служитель Александр Яковлевич. Они удивились появлению такого ободранного чучела в национальном монгольском халате, в лохмотьях, бородатого, нестриженого, грязного. Ну, значит, не совсем вежливо предложили мне, так сказать, удалиться. Но, на мое счастье, в это время как раз пришел в институт Николай Иванович. Ну, служитель ему говорит, что вот тут какой-то артист явился, и говорит: «Знаю, много их тут ходит, прикидывается всяких». Ну, Николай Иванович спросил, кто я такой. Когда узнал, то сразу, значит, сказал: «Это ж самый настоящий наш человек! Вы, говорит, не понимаете: судите по внешности». Ну и сразу провел меня в свой кабинет».

Через год или другой работы Кузьмина в ВИРе Вавилов предложил ему совместное путешествие в провинцию Синь-Цзянь, в Северо-Западный Китай.

«Для этой цели, вот, меня, пригласил к себе снова. Для разговора по проектированию, так сказать, новой экспедиции. Мне очень хорошо запомнилась эта встреча. Николай Иванович сразу заявил, что денег, батенька (он всегда «батенька»: это у него обращение ко всем было, еще до того, как вошло в обиход слово «товарищ», он всех: «батенька»), батенька, денег — ни копеечки. Планировать мы можем, а уж как идти, уж не знаю, так сказать, кругом света без копейки в кармане. Это уж надо спроектировать каким-то образом».

«Ну что же делать, — говорю, — ну, вот, мы сейчас тоже почти без копейки, так сказать, ходили, попробуем еще раз. Некоторый навык у нас в этом отношении уже имеется».

Кузьмин рассказал Вавилову историю с дзарой: Вавилову идея понравилась. Он вынул из кармана золотые часы, подарок отца: «Вот у меня еще остались нереализованными. Давайте их заложим, реализуем. Все-таки некоторая база».