Земледельцы

Вавилов продиктовал стенографистке серию писем крупнейшим хлопководам мира с просьбой прислать семена для «доктора Зайцева».

Неожиданное возведение в столь почтенное звание смутило Гавриила Семеновича. Он стал было протестовать, но Вавилов остановил его:

— Вы это оставьте, ничего, так надо.

«Он диктовал их (письма. — С. Р.), — писал Гавриил Семенович Лидии Владимировне, — с большой сердечностью, и по-вавиловски — кратко и толково».

В библиотеке Отдела прикладной ботаники Зайцев ознакомился с обширнейшей литературой, привезенной Вавиловым из заграничной командировки, и убедился, что «ничего нет почти дельного ни по хлопку, ни по кунжуту». Только Болле, судя по его новой книге, изучая цветение хлопчатника, продвинулся вперед в сравнении со своими довоенными работами. И все же это был «только намек» на то, что сделал Гавриил Семенович. «Думаю, что моя работа и для Balls’a, и для Лика[28], и для других будет очень интересной», — заключил он.

Но, не найдя почти ничего для себя полезного в литературе по хлопчатнику, Зайцев с тем большей настойчивостью взялся за общебиологические вопросы. Мировая наука шагнула далеко вперед, и он понимал, что сможет проложить новые пути лишь в том случае, если не отстанет, если будет чувствовать «пульс глобуса», как говорил Вавилов.

«Занимаюсь я целый день с утра до ночи, — писал он жене, — никуда не хожу за недостатком времени <…>. Занимаюсь я в своей комнате, выхожу только в библиотеку, чтобы взять то или другое. Когда Вавилов «дома», то дело несколько тормозится, так как начинаются рассказы или указания по части литературы — хорошо-де то посмотреть и то, а «вот еще очень хорошая работа» и — пошла писать; конечно, при краткости времени всего не пересмотришь, и надо 1/2 или целый год сидеть, чтобы охватить все как следует. Правда, его указания и беседы с ним очень интересны, поучительны и ободряющи, но, в общем, и его жалко, что он теряет время, да и мне несколько не дает сосредоточиться хоть на малом, но как следует. Когда и ему самому затормозит сильно из-за посетителей и пр., он едет «спасаться» в Царское Село и там занимается».

В Царское Село (тогда оно уже называлось Детским, а теперь — город Пушкин) Вавилов несколько раз возил и Зайцева. Гавриил Семенович описывал жене станцию, расположившуюся в бывшем имении великого князя Бориса Владимировича, и заключил:

«Вся обстановка очень располагает к хорошей работе, а перед этим ведь здесь, кроме пьянства и разврата, ничего не было. В княжеской библиотеке (где сохранился и бильярд с ободранным сукном) воцарилась вавиловская библиотека на смену бесшабашного и непристойного собрания и книг и людей прежнего царского времени».

Однажды сотрудники отдела устроили в Детском Селе вечеринку, которая затянулась до утра. Вавилов дважды провозглашал тост «за приезжих туркестанцев», и Зайцеву пришлось говорить ответное слово. «Н. И., по-видимому, очень доволен, что я приехал, — писал в связи с этим Гавриил Семенович, — и очень ко мне предупредителен».

Вавилов уговорил Зайцева сделать несколько докладов и принял к публикации ряд его статей. В первую очередь отправил в типографию работу о гибриде между упландом и азиатской гузой, заказав к ней резюме на английском языке. К давней работе Зайцева о конусах цветения тоже велел сделать подробное английское резюме, «чтобы прочитал Воллс».

Статьи Г. С. Зайцева, увидевшие, наконец, свет в 1923–1924 годах, показали, что в Советской стране работает самый крупный в мире специалист по хлопчатнику.

Н. И. Вавилов ввел Зайцева в штат Института прикладной ботаники в качестве ученого специалиста по хлопководству. Весь семенной материал по хлопчатнику и другим южным культурам, поступавший в институт со всех концов света, переправлялся Зайцеву. Вавилов, хотя сам и не работал с хлопчатником, никогда не упускал его из виду; в своих экспедициях раздобывал редкие сорта (иногда одну-две коробочки). На вопрос о том, в чем конкретно выражалась его личная помощь Г. С. Зайцеву, Лидия Владимировна отвечала: «Вавилов с риском для жизни по всему свету добывал семена хлопчатника».

Глава девятая

Текстильная промышленность России развивалась первоначально за счет сырья, ввозившегося из Америки.

Только гражданская война в Соединенных Штатах, из-за которой в шестидесятые годы прошлого века резко сократился экспорт хлопчатника, заставила русских промышленников обратить внимание на Туркестан.

Туркестанский хлопок был много хуже и дороже американского. Переправлялся он через пустыни караванами верблюдов. За много месяцев пути тюки с волокном, изодранные верблюжьей колючкой, не раз мокли под дождем и валялись в пыли. Волокно прело, загрязнялось, сваливалось. Значительная часть его становилась совершенно непригодной для пряжи. Впрочем, и в тех случаях, когда партия хлопка доставлялась неиспорченной, пряжа из него получалась самого низкого качества, потому что дехкане не знали других форм хлопчатника, кроме азиатской гузы. Волокно у этих форм было грубое и слишком короткое. А добывалось оно очень тяжелым трудом.