Земледельцы

Возвратившись из Памирской экспедиции, Вавилов прислал Зайцеву партию семян хлопчатника, а вскоре после того, воспользовавшись приездом в Москву Н. Ф. Ярославцевой, передал через нее еще одну партию семян — хлопчатника, кунжута, пшеницы и многих других культур.

Гражданская война прервала эти творческие связи, однако при первой же возможности, даже не зная, где Зайцев и что с ним, Вавилов делает попытку восстановить их.

В архиве Гавриила Семеновича[25] сохранилось много писем Н. И. Вавилова. В одном из них, датированном 29 мая 1920 года и пересланном с «оказией», Вавилов спрашивал: «Где вы, в Намангане ли, в Голодной степи или еще где-либо?»

В том же письме Вавилов сообщал о своем назначении заведующим Отделом прикладной ботаники (позднее преобразованным в институт) и в связи с этим писал:

«Очень рад буду, если Вы завяжете более тесные отношения с Отделом пр. ботаники. Хотели бы там открыть маленькое отделение в Туркестане и, буде Вы того пожелали, при Вашем селекционном отделе. Пошлем Вам материал, средства и практикантов.

Сразу, конечно, этого не наладишь, но надо бы подготовиться к этому».

Можно представить себе, каким донкихотством должны были показаться такие прожекты Гавриилу Семеновичу, только что выдворенному из ивановского Капланбека, на птичьих правах приютившемуся в Капланбеке университетском и не имевшему никакой уверенности, что ему позволят собрать урожай с выделенных из милости делянок…

Однако в следующем письме, от 5 декабря, Вавилов опять возвращается к этому вопросу:

«Я был бы рад, если бы изучение хлопчатника, кунжута, м. б., маиса Вы взяли бы на себя в смысле ботанической обработки (равно как географической и генетической). Все, что можно с нашей стороны, мы сделаем (литература, суммы на работу, на сотрудников, на возможности командировки в районы для сбора и изучения, заграницу)». И снова: «Не знаем Ваших планов, но было бы очень для дела хорошо, если бы Вы взяли в нашем отделе на себя разработку некоторых южных культур».

Как раз в это время Гавриил Семенович не мог лишний раз выйти из дому, так как у него с Лидией Владимировной была одна пара рваных сапог и одна тужурка на двоих. Именно в эти дни от слабости, вызванной постоянным недоеданием, он не мог работать по вечерам.

С каким же чувством должен был Зайцев читать эти строки, точно не коллега-ученый написал их, а его любимый выдумщик Амадей Гофман!..

Но Вавилов смотрел далеко вперед.

28 ноября 1922 года он писал Зайцеву:

«Все, что имеется в дубликатах[26], а по-видимому, очень многое, будет предоставлено Вам. Мы считаем, что Вы ведете всю работу по хлопчатнику, и поэтому считаем своим долгом снабжать всем, чем только возможно. Кроме того, вся коллекция по хлопчатнику, которую удалось получить, может быть передана Вам».

Зимой 1923 года, завезя семью в Коломну, Гавриил Семенович впервые приехал в Петроград.

И «сразу попал в калейдоскоп всяких разговоров и показав — с утра до вечера».

«В Петроград я приехал в 11 часов 8-го II, — писал он Лидии Владимировне, — Вавилов угостил чаем с закуской и с места в карьер начал меня знакомить со всеми и со всем. Обвел по отделам, все показал и пр. Сейчас мы только что разошлись после обычных разговоров. То он мне рассказывает что-нибудь, то я ему, так что пока как-то не пристроишься к планомерной работе. Сегодня вечером я ему бегло показал все свои коллекции, которыми] он остался доволен. Заставляет теперь сделать несколько сообщений и, кроме того, хотя бы кратко написать для журнала, так как находит много интересного в том, что у меня имеется. Семян хлопчатника в отделе не особенно много, но кое-что есть интересное. На днях будет выписано еще кое-что — все, что мне интересно <…>. В общем, Вавилов обнадеживает, что он достанет все, так же, как это сделано с другими растениями. По части литературы тоже я думаю у него выцарапать побольше <…>. Вавилов кое-что даст и из оборудования»[27].

Еще через несколько дней он писал Лидии Владимировне:

«Вставать приходится поздно — часов в 9—10, так как ложусь почти всегда в 2; так уж здесь все настроилось. Н. И. обычно сидит долго и невольно всегда втаскивает в разговоры, приглашая к себе. Он живет тоже в Отделе, в противоположном конце здания. Он очень компанейский человек и очень прост, несмотря на свою «всемирность». <…> Вавилов обо всем рассказывает очень живо и с веселостью. Надо удивляться, как он успевает заниматься. Эрудиция у него огромная — читает он много, толково и с памятью. Есть и пить он походя и часто при всем этом забывает. Он мне очень напоминает Моцарта, который, по выражению пушкинского Сальери, «гуляка праздный», а между тем ни у кого так не выходит хорошо и дельно, как у него. Мне нравится в нем то, что он ведет себя так же, как [если бы] мы были студентами в Петровке и по-товарищески беседовали обо всем, что влезет в голову при свободно развивающемся, непринужденном разговоре».

Никогда и ни о ком (если не считать записей в дневнике о Лидии Владимировне) не писал сдержанный Гавриил Семенович таких восторженных слов.