Землепроходец Ерофей Хабаров

Не менее важным было выполнение дел внешнеполитического характера. В Москве пока сомневались, есть ли на Амуре драгоценные металлы. Но из отписок Хабарова знали наверняка, что золотые, серебряные изделия и узорочные ткани были у какого-то Шамшакана, от которого на Амур приезжали купцы с этими товарами. К моменту отправки Зиновьева из Москвы администрация Сибирского приказа и Якутска не связывала это имя с маньчжурским императором Шуньчжи, захватившим власть в Китае. Поэтому от Зиновьева потребовали узнать возможность принятия Шамшаканом российского подданства, а также выяснить, далеко ли от Даурской земли находится Китайское государство и как к нему добираться, «степью, горами или водою». Пожелали в Москве познакомиться и с представителями местного населения Приамурья. Зиновьеву предложили привезти в столицу нескольких даурских аборигенов с тем, чтобы показать им столицу, обласкать, одарить подарками и вернуть на Амур.

Приезд на Амур московского дворянина был отмечен Хабаровым как большой праздник. Он построил все свое войско — 320 человек служилых и охочих казаков, десятников, пятидесятников, пушкарей, толмачей, приказав полчанам одеть свое самое лучшее платье. Зиновьева встречали с развевающимся войсковым знаменем и барабанным боем.

По традиции московский дворянин произнес речь и передал Хабарову и его войску «государево царево… жалованное слово», смысл которого сводился к тому, что «государь… их пожаловал, велел им давать свое государево жалованье по окладом их сполна и велел их, служилых людей, беречь и нужи их разсмотреть… и они б, служилые люди, его царским милостивым при-зреньем и жалованьем жили в тишине и в покое безо всякие нужи… и промыслами своими всякими промышляли без опа-сенья»57.

За «жалованным словом» последовала раздача наград. В XVII в. орденов в России еще не было. Их роль играли золотые и серебряные наградные монеты, которые прикреплялись к головному убору. Зиновьев вручил Ерофею Хабарову золотой червонец. 63 служилых казака получили по «новгородке», а 257 охочих казаков — по «московке» («московка» была легче «Новгород ки» в два раза).

Торжества продолжались и на следующий день. На встречу с московским дворянином Хабаров собрал в улус Кокуреев даурских и дючерских князьцов, принявших российское подданство. На церемонии их приема присутствовало все войско Хабарова и Зиновьева в «цветном платье и с оружием». Зиновьев объявил аборигенам «царево жалованное слово» и обнадежил их тем, что в лице царя они получат праведный суд и защиту от насилия, налогов и неправд и что впредь они будут жить «в покое и тишине безо всякого сумнения». От ясачных людей требовалось немногое: чтобы они промыслами своими промышляли, ясак исправно платили, служили по своей вере, ни в чем шатости и всякого «лихого умышления не имели», а детей своих и прочих родичей ото всюду под государеву милость призывали и «в городках юрты и в уездах волости полнили».

Даурские и дючерские князьцы обещали «ясак с себя по своей мочи платить» и под государевой царского величества высокою рукою быть, но лишь просили, чтобы русские люди их оберегали «от богдойского царя Андри-кана». Ясачных «иноземцев» обнадежили, одарили красным сукном, посудой и одекуем, щедро накормили и напоили.

Покончив с парадной частью своего визита, Зиновьев объявил Хабарову об отстранении его от должности приказного человека и необходимости поездки в Москву для отчета. Нужно сказать, что Хабаров сразу же почувствовал неприязнь московского дворянина, которую связывал с влиянием на Зиновьева Стеншина. Так оно и было. Зиновьев Стеншина знал и целиком соглашался с ним в отношении к Хабарову. Как и Стеншин, он невзлюбил бывшего промысловика и хлебопашца, поднявшегося до уровня приказного человека делающего дело, которым заинтересовалась Москва.

Так и не найдя в себе силы подавить личную неприязнь к Хабарову, Зиновьев демагогически заявил войску, что он прибыл из Москвы на Амур с целью выяснить, «от кого в чем какая нужа и обида, и продажа, и насильство какое было», и своим дознанием стал разжигать стихнувшее было среда части полчан недовольство Хабаровым. Опираясь в первую очередь на тех, кто год назад способствовал расколу отряда, Зиновьев склонил их к написанию челобитных.

Жалобщики из покрученников вспомнили Хабарову косы, серпы, куяки, порох, свинец, проданные им по дорогой цене. Несколько своеужинников жаловались на то, что Ерофей их снаряжение в Даурию поставил в заслугу себе и «прихватил их ужины в свои подъемы», в то время как они поднимались на даурскую службу за свой счет, без чьей бы то ни было помощи. Иванов и Поляков, отсидевшие «в железах в темной коморе» за раскол в войске, и те, кто был высечен по тому же делу, обвинили Ерофея Павловича в незаконном винокурении и пивоварении, продаже по дорогой цене кос, серпов и хлеба, всяком мучительстве и увечье.