Прижала пальцы к вискам.
Сгущались тени, и улёгшиеся было на дне души чужие жизни вновь поднимались, путались, дразнили…
Широка река, золотые искры по берегу, стремительная ладья, а впереди горы, и чёрное озеро разлилось от края до края, а над ним – алое зарево, малиновые зарницы…
– Снова начинается? – оборачиваясь, тревожно спросил Грегор. – Выкинь шар! Убери!
– Нет, – простонала она, сжимая голову. – Мастер, есть ещё твой отвар?
– Готовить надо, – суетливо вскакивая, опрокидывая чашки, бросил он. – Иди, иди на улицу, на холод, лёд укроет…
«Лёд укроет, лёд укроет», – повторяла про себя Хедвика, скользя по ступеням. Ночные огни уже освещали площадь, и снег в их дрожащем зареве пламенел золотым и алым. Но холод делал своё дело, Хедвика прислонилась к покрытой изморозью каменной стене, и медленно, медленно реку её памяти сковывало тонким льдом, а под ним вились и водоросли, и русалки, и алые нити, и дороги сплетались в тугой клубок…
Когда Грегор вышел на крыльцо, держа в руках тёплую чашку, она спросила:
– Выходит, Файф надеялся, я узнаю, что он в темнице, и помчусь к нему возвращать шар? Если так – уж очень просто выходит, уж очень он полагается на судьбу…
– Положиться на судьбу – не такой уж дурной путь, – ответил Грегор, протягивая ей чашку. – А уж когда в карманах заканчивается колдовство, то это и вовсе самая верная дорога.
12. Дворцовые подземелья
Перешагивая порог тюрьмы, Хедвика порадовалась, что взяла с собой тряпицу, куда завернула в тот памятный вечер соляной шар. Вот и пришла для него пора.
Юркнув в уголок, пропахший прелой соломой и жиром, она стряхнула в ладонь соляные крошки. Кристаллы были так малы, что она едва уловила блеск, прежде чем они впитались во влажную кожу.
Времени было немного.
Файф угодил в самое сердце дворцовых темниц, и стража, поймавшая вора воров, чья тёмная слава гремела по всему Северолесью, не спускала с него глаз. Обворовал с десяток лавчонок – велико ли дело! Но следом за властителем воров шлейфом стелились мрачные дела, о которых никто не молвил и лишнего слова, но в которых, без сомнения, не обошлось без сереброглазого лютника в плаще с брошью-барбарисом.
В этот раз допрашивать его собирался сам правитель – оглядываясь, шептались, что владыка Грозогорья будет говорить с владыкой воров как с равным, чтобы требовать неприкосновенности здешних земель или же раз и навсегда положить конец вору, чьё настоящее имя знали лишь продавцы каменной пыли да тени в кривых переулках.
Хедвика прислушалась, встала на носки, вытянула вверх руку и приложила ладонь к влажному камню высоко над головой. Базальт под её рукой задрожал, размяк и с чавканьем просел вглубь стены. Хедвика выдернула ладонь и с отвращением обтёрла о соседние камни. К счастью, жертва соляной магии не была напрасной: стена перед ней начала оплывать, как догорающая свеча. Когда камня осталось только по колено, она приподняла платье, осторожно перешагнула через преграду и, поминутно оборачиваясь, дрожа от холода, отгоняя мысли и голоса в голове, побежала дальше.
К центру башни коридоры дворцовой тюрьмы сворачивались, словно растревоженная улитка, утягивали свои щупальца к самому сердцу подземелий. Башня, глядевшая далеко за пределы Грозогорья, шпилем уходила под низкие зимние тучи, а корнями впивалась глубоко в землю, пряча в своих подвалах залы, комнаты, кладовые, погреба… Поговаривали, что тайным ходом отсюда можно было выйти к королевским теплицам и даже к самому обрыву над Зелёной Рекой.
Очередной коридор вновь кончился тупиком, и Хедвика уже привычно прислушалась, отыскивая, где спрятана невидимая скважина, жаждущая соляных крох. На этот раз она обнаружилась внизу, почти у самой земли. Хедвика развернула тряпицу и вновь высыпала на ободранную о камни ладонь драгоценную прозрачно-белёсую крупу. Рука скользнула по шершавой стене, нащупав крошечную нишу, вжалась ладонью… Стена замерцала, и камень чуть поддался, но мягким, как в прежних стенах, не стал, а лишь облепил руку густой и скользкой каменной крошкой – без тени магии.
– Мало соли? – шёпотом спросила Хедвика, высыпая ещё. – На, ненасытный!
Но камень вновь не поддался, и она зажгла в ладони слабый огонь, чтобы разобраться, в чём дело. Стена выглядела как прежде.
Хедвика постучала по камню – глухой стук, и ничего больше. Она с силой вдавила ладонь в третий раз, но камень, казалось, остался равнодушен…
Она отпрянула, вскрикнув и зажав себе рот. В том месте, где ладонь коснулась стены, по выступам зеленоватого базальта пробежало алое пламя. Юрким ужом оно стремительно миновало стену, перекинулось на соседнюю и, не успела Хедвика оглянуться, вытянулось на полу, отсекая ей путь обратно. Змейка огня ширилась, языки пламени лизали уже все три стены, и надобность в огоньке в ладонях отпала: в коридоре стало ярче, чём днём, и жарче, чем в самое душное лето в гуще сладкого виноградника.