– Осень, а за ней зима и весеннее лето. Есть у тебя ещё зёрна? До ночи не близко.
Хцеф поискал в кармане, вынул мелкое рябое зёрнышко. В ладонях Филарт оно обратилось ржаной буханкой. Взяли по ломтю – хлеб оказался ореховый.
– Это ты так захотела или само собой?
– Само собой. Какое настроение, такое колдовство, – ответила она. – Коли нравится гость, так и малины не жаль. Да только ни разу малины не выходило.
Хцеф и Филарт вышли из леса под весну. Мокрые травы вздымали холодные стебли, прозрачная вода стыла в рытвинах по обочинам широкой тропы.
– Скоро дорога, – указал на рытвины Хцеф. – За ней великий овраг, а за оврагом людный край – конец нашему пути.
– Откуда тебе знать, что нам по пути?
Он помолчал, глядя на неё. Потом произнёс:
– За оврагом земли Грозогорья. Я иду наниматься советником к тамошнему правителю.
– Говорят, там правит госпожа.
– Разве женщина не правитель?
– Люди считают, женщин не следует учить. А учить – так не грамоте, а ворожбе.
– Я думаю, ученные грамоте и ворожбе женщины взращивают наш мир, как собственный сад.
На губах Филарт заиграла усмешка.
– Ты что же, мыслитель? Да ещё и маг всё-таки.
Хцеф не смутился.
– Интуиция порой заменяет искру. Правительница примет меня.
К полудню они вышли в лощину, а к вечеру туман раздался, и по ту сторону, в веере сумерек, выросли горы. Дорога шла через овраг, спуск уходил крутыми уступами, сыпался под ногами сухими корнями и мелким камнем. Хцеф сделал шаг вниз, встал покрепче и, обернувшись, протянул руку, чтобы помочь Филарт спуститься. Но нежданная спутница не торопилась давать руки.
– Прощай, путник.
Хцеф не стал спрашивать, куда она идёт: разве расскажет о чём эта чародейка, которая растит свой сад, запретный для других.
– Я не провидец, но интуиция заменяет искру. А потому не прощай – до встречи.
Он спускался быстро и ещё долго видел фигуру, идущую вдоль леса. Хцеф был уже в самой низине, когда закатное солнце вспыхнуло и по небу над ним разлилась алая малина.
– А говоришь, ни разу так не выходило, – пробормотал он, улыбаясь и подставляя лицо давно не виданному солнцу. Впереди ждала долгая зима: в Грозогорье ни осени, ни весны не бывало с давних пор. Лето в эти края не заглядывало никогда.
Впереди три дня и три ночи шипел туман, даром что проходили вёсны. Последняя порхнула прочь пичугой-зорянкой нынче вечером, унесла с собой запах тёплой воды и лесной травы.
Хцеф с холмов Сажи рассудил, что давешние лесные грвецы уже не опасны, и призвал плащ, что хотел отдать спутнице. К полуночи плащ нагнал его огромным нетопырём над снежным простором, но службы сослужить уже не мог: грвецы разодрали его, ища лазеек. А от тряпья тепла не дождёшься… Хцеф поднял воротник и пришпорил лошадь.
Пики Грозогорья разрезали туманы в двух днях пути.
Ледовые сияния расплёскивались в ночном небе, несли прохладу и острый колючий снег. Впору в тёплую карету с меховой полостью, а лучше – на жаркий базар артефактов за Ражим лесом. Там и горячие голубые кристаллы, и пряный фарисей, и янтарные фонари…
К закату второго дня хрустальный мороз отлил перед Хцефом каменные крепостные стены. Ни одной химеры не встретилось ему на пути. Придержав лошадь, он въехал в широкие резные ворота. Холодный воздух лизал дорогу длинными языками теней, над камнями вспыхивали тут и там трескучие россыпи сияний.
– Грозогорье приветствует тебя, путник, – произнесла Филарт, и Хцеф вздрогнул, до того живым и нежданным оказался её голос в собственной голове.
2. Продай колдовство!
– Правительнице нужен советник, это верно, – гаркнула сморщенная старуха в лиловой хламиде; лицо её было как сухая сливовая кость, а из складок хламиды веяло укропом и прогорклым маслом. – Но советник ли ты, оборванец?
В завешанных космами глазах сверкала насмешка, в голосе с хрипом мешался хохот.
– Да.
– Советник ли ты ей?
– Я знаю, что у вас правит госпожа. Грозогорье – отчие зем…
– Хочешь вернуть престол? – перебила его старуха.
– Я не стремлюсь к власти.
– А глаза говорят о другом, да и погашенная твоя искра, и лошадь твоя, и плащ… Ты бывший колдун, и нечего тебе делать по правую руку нашей правительницы!
– Позволь мне самому решать, к кому наниматься на работу. А лошадь не моя вовсе.
– Приходи к завтрашнему полудню в Сад, может быть, там тебя научат уму-разуму. Увидишь настоящих мужей, один из которых встанет у трона госпожи.
Хцеф коротко поклонился и круто завернул прочь.
– Отмойся, советник! Правители наши не берут в слуги тех, кто воняет дорогой да химерами!
Он велел себе позабыть о словах старухи тотчас, как вышел на холодный солнечный свет. Но таверну, где можно было освежиться после лесного пути, всё-таки разыскал.
Нездешние деньги в Грозогорье стоили дорого. По городским рынкам и лавкам ходили серебряные и медяки, а всего за одну монету из сплава латуни, стали и мельхиора Хцефу отвели просторную комнату, принесли кувшин и плошку, над которой вился горячий сдобный дух, да накормили лошадь, хоть он и не просил. В дальнем углу он увидел корыто, полное мыльной воды, а рядом – свежее полотно и ковш.