Земля

Но не успел он повернуться, как один из толпы увидел его и окликнул:

– Эй, племянник моего отца!

Ван Лун оглянулся на этот зов и увидел сына дяди: он был одет, как и другие, в серое и покрыт пылью, но лицо у него было самое свирепое и грубое из всех.

И он резко засмеялся и обратился к своим товарищам:

– Здесь нам можно остановиться, друзья, потому что это богач и мой родственник!

Ван Лун остолбенел от страха, и орда бросилась мимо него в его собственные ворота, а он беспомощно стоял у ворот. Толпа растеклась на дворам, словно грязная и хмурая вода, заполнив каждый угол и каждую щель. И люди ложились прямо на полу, черпали воду из прудов горстями, и пили, и стучали ножами о резные столы, и плевали, куда вздумается, и окликали друг друга.

Тогда Ван Лун, в отчаянии от того, что случилось, побежал с ребенком искать старшего сына. Он вошел к нему во двор. Сын его сидел, читая книгу, и встал, увидев отца, и когда он услышал то, что, задыхаясь, рассказал ему Ван Лун, он застонал и вышел.

Увидев двоюродного дядю, он не решился ни выбранить его, ни заговорить с ним вежливо. И, посмотрев на орду, он простонал, обернувшись к отцу:

– Они все с ножами!

И тогда он заговорил вежливо:

– Добро пожаловать домой, двоюродный дядя!

А двоюродный дядя сказал, широко ухмыляясь:

– Я привел с собой гостей!

– Добро пожаловать, раз это твои гости, – отвечал старший сын Ван Луна. – Мы приготовим обед, чтобы они могли поесть на дорогу.

А двоюродный дядя ответил, все еще ухмыляясь:

– Что же, готовьте, только не торопитесь, так как мы отдохнем несколько дней, а то и месяц, а то и год, потому что перед походом нас расквартируют в городе.

Когда Ван Лун с сыном услышали это, они едва могли скрыть свое уныние, и все же его нужно было скрывать, потому что повсюду во дворе сверкали ножи. И они улыбались жалкой, вымученной улыбкой и говорили:

– Мы счастливы… мы счастливы…

Старший сын сделал вид, что ему нужно пойти распорядиться, и взял отца за руку. Оба они бросились на внутренний двор, и старший сын задвинул дверь засовом, и тогда отец с сыном растерянно посмотрели друг на друга, не зная, что им делать. Потом прибежал средний сын и начал стучать в дверь, и когда они отворили ему, он вбежал, споткнувшись впопыхах, и произнес, задыхаясь:

– Везде стоят солдаты, в каждом доме, даже в домах бедняков. И я прибежал сказать вам, чтобы вы не противились, потому что сегодня один продавец в моей лавке – я его хорошо знаю: каждый день мы стояли рядом за прилавком – услышал об этом и пошел домой, а там были солдаты в каждой комнате, даже в той, где лежала его больная жена; он начал с ними спорить, и они проткнули его ножом так легко, словно кусок сала, и нож вышел с другой стороны! Чего бы они ни захотели, нужно давать. Будем только молиться, чтобы армия поскорее прошла дальше.

И все трое мрачно взглянули друг на друга и подумали о своих женах и об этих здоровых и голодных мужчинах. И старший сын подумал о своей красивой, благонравной жене и сказал:

– Нужно собрать всех женщин на внутренний двор, и стеречь их днем и ночью, и держать ворота на запоре, и приготовить «ворота мира», чтобы их можно было открыть в любую минуту.

Так они и сделали. Они собрали женщин и детей и перевели их на внутренний двор, где до сих пор жила одна Лотос с Кукушкой и служанками, и там они стали жить в тесноте и неудобстве. Старший сын и Ван Лун стерегли ворота днем и ночью, и средний сын приходил, когда мог, и они стерегли ночью так же зорко, как и днем.

Но оставался еще двоюродный брат Ван Луна, и никто из них не смел его сторониться, и он стучался в калитку, и входил, и расхаживал по двору, когда хотел, держа в руке раскрытый, сверкающий нож. Старший сын ходил за ним по пятам, с озлобленным лицом, но не смея сказать ни слова, потому что нож у него был раскрыт и сверкал, а двоюродный брат отца все разглядывал пристально и хвалил каждую из женщин.

Он посмотрел на жену старшего сына, засмеялся хриплым смехом и сказал:

– Ну, тебе попался лакомый кусочек, горожанка, и ножки у нее маленькие, как бутоны лотоса!

А жене второго сына он сказал:

– Ну а это ядреная красная редиска из деревни – хороший кусок говядины!

Он сказал это потому, что женщина была полна, и румяна, и широка в кости, но все же миловидна. И в то время как жена старшего сына сжалась под его взглядом и закрыла лицо рукавом, эта открыто рассмеялась, будучи добродушной и веселой женщиной, и ответила бойко:

– Что же, некоторые мужчины любят горькую редиску и красную говядину.

И двоюродный дядя отозвался проворно:

– Я как раз из таких! – И попытался схватить ее за руку.

Старший сын сгорел со стыда при таком заигрывании между мужчиной и женщиной, которые не должны были бы даже разговаривать друг с другом, и взглянул на жену, потому что ему стыдно было за двоюродного дядю и невестку перед женой, которая была лучше воспитана, чем он сам. И двоюродный дядя, заметив, что он боится жены, сказал лукаво:

– Ну что же, я бы скорее стал есть каждый день говядину, чем холодную и невкусную рыбу, вроде вот этой!