Земля

Настал вечер, и Ван Луну хотелось, чтобы сын ушел с этого двора к себе. Ему хотелось, чтобы сын ушел и оставил его в покое, ему хотелось побыть в сумерках одному. Но сын не давал ему покоя. Этот сын готов был слушаться отца, потому что он был доволен комнатами и дворами, по крайней мере сейчас, и сделал то, что хотел, но все же он начал снова:

– Пусть этого будет довольно, но есть еще другое дело.

Тогда Ван Лун швырнул трубку на землю и закричал:

– Неужели меня никогда не оставят в покое?

Но молодой человек продолжал упрямо:

– Это не для меня, и не для моего сына, а для моего младшего брата, который приходится тебе сыном. Не годится ему расти невеждой. Нужно его чему-нибудь учить.

Ван Лун взглянул в удивлении, потому что это была новость. Он давно уже решил, чем должна быть жизнь его младшего сына, а теперь сказал:

– Моим домашним незачем больше набивать головы иероглифами. Довольно и двоих ученых. А к нему перейдет земля после моей смерти.

– Да, но от этого он плачет по ночам, и от этого он бледен и тонок, словно тростинка, – отвечал старший брат.

Ван Луну и в голову не приходило спрашивать младшего сына, как он хочет устроить свою жизнь, потому что он решил, что один из сыновей останется на земле. Слова старшего сына ошеломили его, и он замолчал. Он медленно подобрал трубку с земли, раздумывая о младшем сыне. Это был юноша, не похожий на братьев, молчаливый, как его мать, и потому, что он был молчалив, никто не обращал на него внимания.

– Ты это от него слышал? – неуверенно спросил Ван Лун старшего сына.

– Спроси его сам, отец, – ответил молодой человек.

– Да, но один из моих сыновей должен быть на земле! – вдруг начал Ван Лун, повысив голос.

– Почему, отец? – возразил молодой человек. – Ты богат, и твоим сыновьям незачем походить на рабов. Это не годится. Люди скажут, что у тебя злое сердце. «Вот человек, который сделал своего сына батраком, а сам живет, словно князь». Вот что скажут люди.

Молодой человек говорил с умыслом, так как знал, что его отец очень заботится о том, что скажут о нем люди, и продолжал:

– Мы могли бы нанять для него учителя или послать его в школу на Юг, и так как у тебя есть помощники в доме – я и мой средний брат, – то юноша может выбрать то, что ему нравится.

И Ван Лун сказал наконец:

– Пошли его ко мне.

Через некоторое время вошел третий сын и остановился перед отцом. Ван Лун посмотрел на него, желая понять, что он такое. И он увидел высокого и стройного юношу, не похожего ни на мать, ни на отца, но серьезного и молчаливого, как мать. Он был красивее матери и гораздо красивее всех детей Ван Луна, кроме второй дочери, которая ушла в семью мужа и больше не принадлежала к дому Ванов. Но лоб юноши пересекали, портя его красоту, густые черные брови, слишком густые и черные для его молодого лица, и когда он хмурился – а хмурился он часто, – эти черные брови сходились на переносице широкой прямой полосой. Ван Лун пристально посмотрел на сына и, разглядев его как следует, сказал:

– Твой старший брат говорит, что ты хочешь научиться читать.

И мальчик ответил, едва шевеля губами:

– Да.

Ван Лун вытряхнул золу из трубки и медленно набил ее свежим табаком, прижимая его большим пальцем.

– Что же, должно быть, это значит, что ты не хочешь работать на земле и у меня не будет сына на земле, хоть сыновей у меня больше, чем нужно.

Он сказал это с горечью, но мальчик ничего не ответил. Он стоял, прямой и неподвижный, в длинной белой одежде из летнего полотна. Ван Луна наконец рассердило его молчание, и он крикнул:

– Что ты молчишь? Правда ли, что ты не хочешь работать на земле?

И снова мальчик промолвил одно только слово в ответ:

– Да.

И Ван Лун, смотря на него, сказал себе наконец, что ему не под силу справиться с сыновьями на старости лет, что они ему в тягость и он не знает, что с ними делать, и снова он крикнул, чувствуя, что сыновья обидели его:

– Что мне до того, что ты делаешь? Ступай прочь от меня!

Тогда мальчик быстро вышел, а Ван Лун сидел один и говорил себе, что его дочери лучше сыновей: одной из них, бедной дурочке, ничего не нужно, кроме чашки риса да лоскутка, которым она играет, а другая – замужем и ушла из его дома. И сумерки сгустились над двором и окутали его, сидящего в одиночестве.

Тем не менее Ван Лун позволил сыновьям делать по их желанию, как и всегда, когда проходил его гнев, и он позвал старшего сына и сказал ему:

– Найми учителя младшему брату, если он этого хочет, и пусть делает, что ему нравится, лишь бы не беспокоил меня.

И он позвал среднего сына и сказал:

– Так как мне не суждено иметь сына на земле, ты должен заботиться об арендной плате и о серебре, которое получается с земли после каждой жатвы. Ты знаешь вес и меру и будешь моим управляющим.

Средний сын был доволен, так как это значило, что деньги будут проходить через его руки; он узнает, по крайней мере, сколько получается денег, и сможет пожаловаться отцу, если в доме будут тратить больше, чем следует.