Наступил праздник, когда пересматривается и назначается вновь арендная плата, и эти простые люди узнали, что плата за комнаты и дворы, где они живут, очень повысилась, потому что кто-то другой соглашается платить больше, и им пришлось съехать со двора. Потом они узнали, что это сделал сын Ван Луна, хотя он был хитер и, ничего не сказав им, письменно договорился об этом с сыном старого Хвана, который жил в чужих краях; а этот сын старого господина заботился только о том, как бы получить за свой дом побольше денег.
Простому люду пришлось выбираться, и они выбирались с бранью и жалобами на то, что богачи могут делать что хотят. Они собрали свой жалкий скарб и ушли, полные злобы, и ворчали, что придут когда-нибудь обратно, как приходят бедняки, когда богачи становятся слишком богаты.
Но ничего этого не слышал Ван Лун, потому что он был на внутренних дворах и выходил редко: он спал, ел и отдыхал на старости лет, и поручил это дело старшему сыну. А сын его позвал плотников и искусных каменщиков, и они поправили комнаты и ворота, разрушенные простонародьем; и он снова выкопал пруды и купил пятнистых и золотых рыбок, чтобы пустить их туда. И когда все было готово и украсилось, насколько он понимал красоту, он посадил лотосы, и лилии в прудах, и индийский бамбук с красными ягодами, и все другое, что он мог припомнить из виденного им на Юге.
Жена его вышла посмотреть, что он сделал, и они вдвоем прошлись по всем дворам и комнатам, и она говорила, что недостает того-то и того-то, и он внимательно прислушивался к ее словам, чтобы все это исправить.
Люди на городских улицах услыхали обо всем, что сделал сын Ван Луна, и стали говорить о том, что делается в доме Хванов теперь, когда там снова живет богач. И люди, которые звали его Ван-крестьянин, теперь стали звать его Ван-воротила или Ван-богач.
Деньги на все это уходили из рук Ван Луна, и он сам не знал, когда и сколько истрачено, потому что приходил старший сын и говорил:
– Мне нужно сто серебряных монет.
Или:
– Вот хорошие ворота. Починка обойдется совсем дешево, и они будут как новые.
Или:
– А вот здесь нужно поставить длинный стол.
И Ван Лун курил и отдыхал, сидя во дворе, и отдавал ему серебро, монету за монетой, потому что он без труда получал серебро с земли после каждого урожая, когда бы оно ему ни понадобилось, и ему не жаль было с ним расставаться.
Он так и не узнал бы, сколько дает, если бы его средний сын не пришел к нему во двор однажды утром, когда солнце едва поднялось над стеной, и не сказал:
– Отец мой, разве не будет конца этому швырянью деньгами? Да и к чему нам жить во дворце? Если бы эти деньги отдать в рост из двадцати процентов, они принесли бы немало серебра, – а какая польза от всех этих прудов и цветущих деревьев, которые не приносят даже плода, и от всех этих никчемных лилий?
Ван Лун видел, что братья еще будут ссориться из-за этого, и сказал торопливо, чтобы его оставили в покое:
– Ведь это все в честь твоей свадьбы.
Тогда молодой человек ответил, улыбаясь кривой и вовсе не веселой улыбкой:
– Странно, что свадьба стоит в десять раз дороже невесты. Ведь это наше наследство, которое должно быть поделено между нами, когда ты умрешь, тратится теперь зря ради того только, чтобы тешить гордость моего старшего брата.
Ван Лун знал упорство своего среднего сына, знал, что его не переспоришь, и потому сказал торопливо:
– Хорошо, хорошо, я положу этому конец, я поговорю с твоим братом и закрою свою руку. Довольно. Ты прав.
Молодой человек принес с собой список, где было записано, на что истрачены деньги его братом. Ван Лун увидел, какой длинный был этот список, и сказал поспешно:
– Я еще не ел, а я уже стар и чувствую слабость по утрам, пока не поем. Отложим до другого раза.
Он повернулся и пошел в свою комнату, прекратив этот разговор.
Но в тот же вечер он обратился к старшему сыну и сказал ему:
– Кончай красить и полировать. Довольно! Мы ведь все-таки крестьяне.
Но молодой человек ответил с гордостью:
– Нет, мы не крестьяне. В городе нас начинают называть «знатное семейство Ван». Нам подобает вести жизнь, достойную этого имени, и если мой брат ценит деньги только ради них самих, то нам с женой придется поддержать честь имени.
Ван Лун не знал, что люди так называют его дом, потому что, состарившись, он редко бывал в чайных домах и еще реже на хлебном рынке, с тех пор как там был его средний сын и вел за него дела. Но втайне ему это польстило, и он сказал:
– Так что ж, даже знатные семьи ведут свое начало от земли, и корни их в земле.
Но молодой человек ответил бойко:
– Да, но они подымаются над землей. Они ветвятся и приносят цветы и плоды.
Ван Луну не понравилось, что сын отвечает ему так бойко и свободно, и он прикрикнул:
– Я сказал то, что сказал. Перестань швырять серебро. А корни, чтобы принести плод, должны глубоко врасти в землю.